Все это - суета и асимметричный дуализм языкового знака
Недавно был у меня разговор с Архманьячкой об отсутствии большого стиля и об упадке современного искусства. О том, что стилевой доминантой является не художественная, а мировоззренческая проблема...
Пересказывать разговор не буду, перейду сразу к тому, о чем надумал в связи с этим.
Ты стал моим стилем. Именно с твоим появлением в моей жизни и в моей поэзии окончательно воплотились те свойства, которые интуитивно мечтались годами.
Стилем становится Воля. Не в понимании Шопенгауэра или даже Ницше, скорей - Воля Кроули. Андэ Таэл.
Эту волю я вижу в средневековых крестоносцах и в легком дыхании готических соборов, раненой птицей бьется она в стихах Блока и, точно вода, зажатая меж стен стакана, округло колыхается в архитектурных формах модерна.
Эта Воля становится тем стержнем, вокруг которого обвивается мой эстетический плющ. Бэлль на днях сравнила мои новые стихи с кнутом. О чем-то подобном говорил и ты: "Кончики твоих крыл остры, точно скальпель правды". Кнут, скальпель... Острие и боль. Бодлеровско-сологубовская поэтика. "Милосердная жестокость"? Но там - слишком много безволия, "больной и злой змеи", слишком много "нет".
XX век истомился жаждой личности. Колесо истории, прошедшееся по нам, ничему нас не научило. Аморфное мироздание все так же ждущее пинков, болото быта, серая повседневность... Мы жаждем личности. Чтобы растоптать ее. Или позволить ей растоптать себя.
Но должен же быть другой предел и итог. Созидание, а не разрушение. Андэ Таэл, как первооснова личностного бытия.
Отсюда - циклы. Творения мира, творение порядка из первозданного хаоса. Черное пламя демиурга.
Пересказывать разговор не буду, перейду сразу к тому, о чем надумал в связи с этим.
Ты стал моим стилем. Именно с твоим появлением в моей жизни и в моей поэзии окончательно воплотились те свойства, которые интуитивно мечтались годами.
Стилем становится Воля. Не в понимании Шопенгауэра или даже Ницше, скорей - Воля Кроули. Андэ Таэл.
Эту волю я вижу в средневековых крестоносцах и в легком дыхании готических соборов, раненой птицей бьется она в стихах Блока и, точно вода, зажатая меж стен стакана, округло колыхается в архитектурных формах модерна.
Эта Воля становится тем стержнем, вокруг которого обвивается мой эстетический плющ. Бэлль на днях сравнила мои новые стихи с кнутом. О чем-то подобном говорил и ты: "Кончики твоих крыл остры, точно скальпель правды". Кнут, скальпель... Острие и боль. Бодлеровско-сологубовская поэтика. "Милосердная жестокость"? Но там - слишком много безволия, "больной и злой змеи", слишком много "нет".
XX век истомился жаждой личности. Колесо истории, прошедшееся по нам, ничему нас не научило. Аморфное мироздание все так же ждущее пинков, болото быта, серая повседневность... Мы жаждем личности. Чтобы растоптать ее. Или позволить ей растоптать себя.
Но должен же быть другой предел и итог. Созидание, а не разрушение. Андэ Таэл, как первооснова личностного бытия.
Отсюда - циклы. Творения мира, творение порядка из первозданного хаоса. Черное пламя демиурга.