Все это - суета и асимметричный дуализм языкового знака
В детстве была у меня такая игрушка – калейдоскоп. Крутишь его, а внутри мелкие разноцветные стеклышки пересыпаются и образуют разные узоры. Если не присматриваться, то почти не видно, что большая часть этого узора – отражение в зеркалах. Красивое, сложное и ненастоящее. Но почему-то завораживать меня калейдоскоп начал только после того, как я присмотрелся.
Меня всегда влекли к себе отражения. Но не прямые и скучные, а множественные, как в сдвинутых створках трюмо, или дрожащие, как в подернутой рябью реке.
Какой-то инстинкт всегда толкал меня к отражению и искажению, будто смеясь над «только отблеском» в такой убедительной реальности.
Любое сознание – калейдоскоп. Каждый из нас – система кривых зеркал. То, что мы носим в себе – бесконечный гротеск. Зеркала отполированы – и мир сияет тысячей красок. Небо нахмурилось – и все, что мы видим – набор оттенков серого в дрожащей воде.
Но в глубине души я всегда хотел лишь одного – разбить зеркала.
Меня всегда влекли к себе отражения. Но не прямые и скучные, а множественные, как в сдвинутых створках трюмо, или дрожащие, как в подернутой рябью реке.
Какой-то инстинкт всегда толкал меня к отражению и искажению, будто смеясь над «только отблеском» в такой убедительной реальности.
Любое сознание – калейдоскоп. Каждый из нас – система кривых зеркал. То, что мы носим в себе – бесконечный гротеск. Зеркала отполированы – и мир сияет тысячей красок. Небо нахмурилось – и все, что мы видим – набор оттенков серого в дрожащей воде.
Но в глубине души я всегда хотел лишь одного – разбить зеркала.
Чарующие узоры, с которыми никогда не хотелось расставатся, словно причудливая мозаика, меняющаяся по мановению руки.
Несвобода, да. Словно Лабиринт Джаретта, из которого нет пути назад.
Словно нить Ариадны, оборвавшаяся где-то на середине пути к Минотавру.
Растерянность перед сложностью простоты.