Хотелось вынести из света
ни с чем не смешанную тень
и ждать, чтоб жил на крыше где-то
неначинающийся день.
И.Жданов

@темы: Литература

---

Тема дня

- И для чего вся эта нечисть на свете? - тоскливо подумал Передонов.
- Это кто здесь еще нечисть? - раздраженно подумала недотыкомка.

@темы: Литература, Just the way I am

---

О прочитанном

1. Йохан Хейзинга Осень средневековья

2.Ф.И. Успенский История крестовых походов

3. Пьер Виймар Крестовые походы: миф и реальность священной войны

4. Лео Мулен Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. X-XV века

5. К. Лоренц

Агрессия

Агрессия

ISBN: 978-5-9650-0058-6 Автор: Конрад Лоренц Название: Агрессия Издано: Римис Год: 2009 Страниц: 352

Аннотация:
Одним из главных вопросов, который возникает у читателя при чтении этой книги, является вопрос о смысле и целях природы, наградившей всех живых существ одним неотъемлемым инстинктом - агрессией. Конрад Лоренц терпеливо и последовательно отвечает на этот вопрос. Раскрывая перед нами психологические стороны животных и людей, искусно их сравнивая, автор строит книгу так, что ничего не утверждает авторитарно. Наоборот, он искусно приводит читателя к тому, чтобы он, читатель, сам сделал этот вывод. И вывод этот напрашивается сам собой.

Впечатления:
Поначалу читал с некоторым неудовольствием – раздражал не в меру беллетризованный стиль. Но очень быстро втянулся и дочитывал буквально на одном дыхании. Интересно – и при том, как пишут специалисты, вполне научно достоверно: труды Лоренца – классика этологии.
Один из приятных моментов: книга развеяла парочку застрявших в голове расхожих предубеждений. В частности о том, что человек – по природе хищник. Никогда бы не подумал, что значительное число внутривидовых проблем объясняется как раз тем, что у людей нет весьма полезных инстинктов хищников.
Впечатлили фрагменты, в которых подчеркивается разница в поведении животных в естественных условиях – и в неволе. Когда пространство ограничено, агрессивные инстинкты намного опасней, потому что даже весьма безобидные животные способны замучить до смерти более слабого сородича, который в естественных условиях убежал бы/улетел/уплыл. Сильно напоминает ситуацию современного города, да и вообще современного человечества: крайняя скученность, провоцирующая агрессию, но при этом отсутствие свободных территорий, по которым могло бы произойти распределение вида.
Вообще, понравилось все, кроме начала – и конца. Лоренц непонятным образом выводит из резко абсурдных эволюционных процессов – надежду на будущее. Негативная часть его рассуждений проста и понятна: гармонически вид развивается, когда внутривидовой отбор уравновешивается межвидовой конкуренцией. Но человек создал орудия, благодаря которым другие виды перестали ему угрожать, соответственно внутривидовой отбор ничем не корректируется и Тьма его разберет, какими путями может пойти.
Интересно, но почему-то сформулировать целостное впечатление не получается. Хочется выделять цитаты и комментировать их, но это уже не для короткого отчета, а для полноценной рецензии, на что настроя пока нет.

Цитаты:
"Собаки, которые лают, иногда все-таки кусаются; но люди, которые смеются, не стреляют никогда!" - Все же животных Лоренц понимал гораздо лучше, чем людей. Знакомство с Достоевским и Ницше у него тоже, видимо, слишком поверхностное. Заратустра убивает, смеясь.

Предположим, что некий беспристрастный этолог сидит на какой-то другой планете, скажем на Марсе, и наблюдает социальное поведение людей с помощью зрительной трубы, увеличение которой слишком мало, чтобы можно было узнавать отдельных людей и прослеживать их индивидуальное поведение, но вполне достаточно, чтобы наблюдать такие крупные события, как переселение народов, битвы и т.п. Ему никогда не пришло бы в голову, что человеческое поведение направляется разумом или, тем более, ответственной моралью.
Если предположить, что наш внеземной наблюдатель — это чисто интеллектуальное существо, которое само лишено каких-либо инстинктов и ничего не знает о том, как функционируют инстинкты вообще и агрессия в частности, и каким образом их функции могут нарушаться, ему было бы очень нелегко понять историю человечества. Постоянно повторяющиеся события этой истории нельзя объяснить, исходя из человеческого разума. Сказать, что они обусловлены тем, что обычно называют «человеческой натурой», — это пустые слова. Разумная, но нелогичная человеческая натура заставляет две нации состязаться и бороться друг с другом, даже когда их не вынуждает к этому никакая экономическая причина; она подталкивает к ожесточённой борьбе две политические партии или религии, несмотря на поразительное сходство их программ всеобщего благополучия; она заставляет какого-нибудь Александра или Наполеона жертвовать миллионами своих подданных ради попытки объединить под своим скипетром весь мир. Примечательно, что в школе мы учимся относиться к людям, совершавшим все эти дикости, с уважением; даже почитать их как великих мужей. Мы приучены покоряться так называемой политической мудрости государственных руководителей — и настолько привыкли ко всем таким явлениям, что большинство из нас не может понять, насколько глупо, насколько вредно для человечества историческое поведение народов.

Антропологи, которые занимались образом жизни австралопитека и африканского человека, заявляют, что эти предки — поскольку они жили охотой на крупную дичь — передали человечеству опасное наследство «природы хищника». В этом утверждении заключено опасное смешение двух понятий — хищного животного и каннибала, — в то время как эти понятия почти полностью исключают друг друга; каннибализм представляет у хищников крайне редкое исключение. В действительности можно лишь пожалеть о том, что человек как раз не имеет «натуры хищника».
Большая часть опасностей, которые ему угрожают, происходит от того, что по натуре он сравнительно безобидное всеядное существо; у него нет естественного оружия, принадлежащего его телу, которым он мог бы убить крупное животное. Именно потому у него нет и тех механизмов безопасности, возникших в процессе эволюции, которые удерживают всех «профессиональных» хищников от применения оружия против сородичей.

Разумеется, внутривидовой отбор и сегодня действует в нежелательном направлении, но обсуждение всех этих явлений увело бы нас слишком далеко от темы агрессии. Отбор так же интенсивно поощряет инстинктивную подоплёку накопительства, тщеславия и проч., как подавляет простую порядочность. Нынешняя коммерческая конкуренция грозит вызвать по меньшей мере такую же ужасную гипертрофию упомянутых побуждений, какую у внутривидовой агрессии вызвало военное состязание людей каменного века.
Счастье лишь в том, что выигрыш богатства и власти не ведёт к многочисленности потомства, иначе положение человечества было бы ещё хуже.


6. Марселен Дефурно

Повседневная жизнь Испании Золотого века

Агрессия

ISBN: 5-235-02445-1 Автор: Марселен Дефурно Название: Повседневная жизнь Испании золотого века Издано: Молодая гвардия Серия: Живая история: Повседневная жизнь человечества Год: 2004 Страниц: 320

Аннотация:
Современный французский писатель и исследователь М.Дефурно, используя художественный прием увлекательного рассказа от имени и глазами очевидца, добивается эффекта читательского присутствия на дорогах, в городах, дворцах, домах и кабаках Испании времен ее золотого века. Яркие зарисовки жизни испанцев всех сословий (любовь, война, поэзия, инквизиция) и остросюжетные коллизии этой богатой на приключения эпохи мушкетеров и авантюристов основаны на тщательно подобранных автором исторических источниках, прежде всего мемуарной литературы.
Книга сопровождена ценным иллюстративным материалом.

Впечатления:
Серию «Повседневная жизнь» очень люблю: всегда есть какой-то базовый набор сведений на интересующую тему, при этом книга не перегружена деталями и ненужными досужему любопытствующему ссылками на спорные концепции и археологические разыскания. Идеальный вариант научно-популярных книг в большинстве своем: прочитываешь и думаешь, готов ли копать тему дальше. Испания золотого века – не исключение. Читается легко, хотя в этой легкости есть свои минусы – информация просачивается сквозь мозг, точно вода. Вроде и читал, а многое не запомнилось.
Если по сути, то интересно и относительно информативно. Об испанских обычаях я знаю мало, об истории – еще меньше, так что почти все в новинку. Пикареска и драма Лопе де Вега, сонеты Гонгоры и экспедиция Кортеса, идальго, военные и своенравные испанские дамы – все это очень гармонично увязано между собой. Основная линия книги – становление испанского национального самосознания, тянущегося к нескольким полюсам: восторженная религиозность – и при том убежденность, что спасение дарует сама вера, а не благие дела, гордость на основе специфически понятой чести – и философия пикаро, построенная на осмеянии добродетелей, которые включала в себя эта самая «честь», и которые, доведенные до абсурда, легко превратились в пороки.
Многое из прочитанного парадоксальным образом напомнило мне современную Россию: огромные богатства, которые утекали как сквозь пальцы к иностранцам, запреты на вывоз средств – и французы с португальцами через подставных лиц прикарманивавшие все богатства страны, крайнее презрение к физическому труду, разрушение промышленности и импортирование практически всех товаров из-за границы, резкий спад сельского хозяйства, коррупция, произвол – и при том имперские замашки. Испания, кажется, до сих пор от своего «золотого века» не оправилась… Мрачно звучит.

Цитаты:

Американские колонии как причина разорения Испании

Завоевание колоний в Америке и их заселение вызывали каждый год отток населения из Испании. Многие люди обосновывались на новых землях, полагая, что они лучше тех, которые они оставили, и надеясь найти там свое счастье. Но сокровища Перу дали Испании лишь мнимые богатства и завоевание Южной Америки стоит расценивать скорее как кару небесную, нежели милость Божию.
В самом деле, испанцы, сделавшиеся хозяевами этих сокровищ, использовали их не только для то¬го, чтобы вести крупномасштабные войны во времена правления Карла V и его сына Филиппа, но и чтобы покупать у других народов все, в чем испытывали нужду, так что Испания служила всего лишь каналом, по которому золото из Южной Америки прибывало в Европу для того, чтобы обогатить другие страны. Так, если сравнить земной мир с телом, то Испания предстает ртом, который получает доб¬ротное вкусное мясо, пережевывает его, подготавливая для того, чтобы отправить к другим частям, а сама лишь чувствует его вкус или смакует то, что застревает в зубах.
Результат не замедлил сказаться: мануфактуры Испании, когда-то процветавшие, сегодня почти все разорены, поскольку, вместо того чтобы выпускать свою продукцию, например, из шерсти и шелка, как это делалось в былые времена, испанцы отправляют сырье в чужие страны — в Голландию, Францию и Англию, где из него вырабатывают ткани и потом продают им же, но по очень высокой цене. Поскольку же большая часть торговли Испании перешла в руки иностранцев, города, где еще совсем недавно процветали ремесла и товарооборот, пришли в упадок и превратились лишь в тень того, чем они были прежде: например, Бургос, когда-то богатый благодаря торговле кастильской шерстью, практически утратил свою коммерческую значимость; Сеговия, производившая великолепные сукна, сегодня практически пустынна и очень бедна.

Вера по-испански

Однако эта уверенность в обладании истинной верой, подкреплявшая собой действенность религиозных обрядов, могла порой приводить к оправданию моральных отклонений, едва ли совместимых с духом христианства, а уж вместе с рекомендациями самой Церкви: «Согрешить, покаяться, снова начать грешить», она, похоже, представляет собой способ существования для части испанского общества, особенно для представителей его господствующего класса, в котором доведенное до крайности религиозное усердие порой вполне совместимо с исключительной распущенностью.

Честь, презрение к труду и прочие идальгизмы

«Честь, — говорится в кастильском кодексе “Партиды” (XIII век), — это репутация, которую человек приобретает согласно занимаемому им месту в обществе благодаря своим подвигам или тем достоинствам, которые он проявляет... Убить человека или запятнать его репутацию — это одно и то же, ибо человек, утративший свою честь, хотя он со своей стороны и не совершал никаких ошибок, мертв с точки зрения достоинств и уважения в этом мире; и для него лучше умереть, чем продолжать жить». В этих словах обозначена двойная концепция чести: выражение индивидуального достоинства, но и социальное достоинство, которое каждый рискует потерять из-за проступков другого.

«Можно услышать о том, как кто-то пытается убедить другого простить своего друга и успокоиться, а тот отвечает: “А честь?” Другому говорят оставить свою любовницу и положить конец годам скандалов, а он: “А как же тогда честь?” Богохульника просят не божиться и не нарушать клятв, а он отвечает: “На что же тогда моя честь?” Расточителя увещевают, чтобы он скорее одумался, а он в ответ: “Нет, это дело чести”. Человеку при должности говорят: “Не соперничай с распутниками и убийцами” и слышат в ответ: “Не в этом моя честь”. И каждый удивлялся, в чем другой видит свою честь...»
Таким образом, понятие чести обостряется, но вместе с тем превращается в комплекс механических рефлексов и словесных преувеличений, лишаясь своего главного содержания, связанного с высокими личностными достоинствами, которыми Испания XVI века питала свой героизм.

... епископ Леона, обращаясь к Филиппу III, сообщает ему, что в его епископский город прибыло «...большое количество бедных людей, рожденных благородными, чистой и дворянской крови, которые приехали с гор Астурии и Галисии и которых разместили по домам, принадлежащим церквам и монастырям. Пребывая в глубокой нищете, они ехали куда глаза глядят, босые, в лохмотьях, спали на жутком холоде прямо на улице, с большим риском для собственного здоровья и жизни».
Для чего они покинули родные края? Вероятно, чтобы скрывать свою нищету в незнакомом городе, вдали от глаз знакомых — и оправдывая свой отъезд каким-нибудь благородным предлогом. Вся философия идальго выражена в диалоге с лакеем Лазарильо, который спросил его о причинах приезда в Толедо:
«Он мне сказал, что он родом из Старой Кастилии и что покинул свои края только потому, что не хотел снимать шляпу перед одним дворянином — своим соседом.
— Мне кажется, сеньор, что я бы не стал обращать на это внимания, особенно если этот человек более знатный и богатый, чем я.
— Ты дитя, — ответил он мне, — и ничего не понимаешь в требованиях чести, которая составляет сейчас единственное достояние всех благородных людей. Хочу тебе сказать, что я, как ты видишь, идальго, но тем не менее, если встречу графа на улице и он не снимет передо мной шляпу (имею в виду — как следует снимет шляпу), я, черт возьми, могу, чтобы не снимать перед ним своей, войти в первый попавшийся дом, притворившись, что у меня там есть дело... поскольку дворянин не должен никому другому, кроме как Богу и королю, и не подобает ему, как благородному человеку, пренебрегать хотя бы минутным неуважением к своей персоне».
Именно гипертрофированное чувство чести отличает идальго, честь, в той же мере лишенная нравственного содержания, как и материальной основы, поскольку шпага, «которую он не променяет на все золото мира», не может похвастаться ни прошлыми, ни будущими подвигами: она лишь видимый символ ранга, на который он считает себя вправе претендовать.
Идальгизм мог бы остаться уделом лишь ограниченной социальной группы, которая дала богатый материал для сатирической литературы. В действительности же воплощаемая им концепция чести становилась болезнью всего общества. Конечно, было бы абсурдным доверять рассказам иностранных путешественников или некоторым испанским морали¬стам, указывавшим на это как на одну из главных причин экономического упадка Испании XVII века.
Но вместе с тем не приходится сомневаться, что «пристрастие к благородству», охватившее Испанию, могло способствовать этому упадку, отвлекая людей от некоторых форм производительной деятельности. Презрение к физическому труду, казалось, разделяли и ремесленники, которые за счет него существовали. «Что касается мелких ремесленников, — замечает Бартелеми Жоли по поводу ремесленников Вальядолида, — то они, не имея иного способа заработать себе на жизнь, делают это кое-как... большую часть времени они с высокомерным видом сидят у своих мастерских и с двух или трех часов пополудни прогуливаются со шпагой на боку; если им удается заработать две-три сотни реалов, они уже дворяне; им нет больше нужды работать до тех пор, пока они не потратят все, после чего они возвращаются к своей работе и зарабатывают себе еще немного, чтобы обеспечить видимость благополучия». Не очень-то лестный отзыв, по правде говоря, но выраженное в нем умонастроение было типично для представите¬лей всех слоев испанского общества.

Блеск и нищета королевского двора

Другой контраст касается всей Испании того времени: среди всех этих праздников и роскоши сам двор не избежал нищеты или, точнее, недостатка в необходимом, при том, что деньги без счета тратились на излишества. Поставщики двора, которым не платили, отказывались порой предоставлять свои товары. «Часто бывали дни, — писал Барьонуэво в 1654 году, — когда при дворах короля и королевы не было ничего, даже хлеба». В следующем году (октябрь 1655 года) он рассказывал, что королеве Марии-Анне, жаловавшейся на то, что ей не дают пирожных, которые она так любила, дама, отвечавшая за эту службу, ответила, что торговец отказывается поставлять пирожные, поскольку ему задолжали много денег. Сам ко¬роль, который имел привычку есть рыбу накануне праздников Девы Марии, «ел только яйца, и снова яйца, поскольку у людей, отвечавших за покупку продуктов, не было ни су, чтобы заплатить торговцам».

запреты для иностранцев и способы их обойти

...иностранные торговцы или торговцы иноземного происхождения. Генуэзцы, которые с конца Средних веков играли важную роль в морских перевозках Севильи, и в начале XVII века сохраняли свое привилегированное положение; многие из них, впрочем, были связаны узами брака с испанскими семьями, что обеспечивало им гражданство и позволяло им напрямую участвовать в торговле с американскими колониями. Хотя иностранцы, даже те из них, кто долгое время жил на территории Испании, не допускались к торговле с Новым Светом, различные уловки, с которыми фактически мирились испанские власти, позволяли обходить этот запрет. Крупные иностранные торговые дома действовали в Севилье через посредников — своих поверенных (коммерческих агентов), имевших испанское гражданство, которые от их лица по¬купали и перепродавали товары, полученные из Америки и других мест; другие иностранные торговцы, обосновавшись в самой Севилье, торговали благодаря «взятым напрокат» именам испанцев, с помощью которых они составляли все официальные документы (registros, квитанции и проч.). Это позволяло им грузить свой товар на корабли флотилий. Некоторые французы представлялись жителями Валлонии или Франш-Конте, то есть подданными короля Испании, что приравнивало их к испанцам.
Для всех торговцев, какой бы национальности они ни были, существовала одна серьезная проблема: вступить во владение серебром, вырученным от продажи их товаров в испанских колониях и привезенным галионами. Дело в том, что они не могли свобод¬но распоряжаться им. Слитки драгоценных металлов в обязательном порядке поступали на королевский Монетный двор, где из них чеканились монеты, за что взимался налог, существенно снижавший реальную прибыль торговца. Еще хуже было то, что постоянные финансовые затруднения государства порой вынуждали короля просто-напросто отбирать серебро, принадлежавшее частным владельцам, возмещая им ущерб либо монетами из биллона по очень низкому по отношению к реальной стоимости драгоценных металлов курсу, либо ценными бумагами (juros), увеличение числа которых повлекло за собой нараставшую инфляцию. Для иностранных торговцев проблема еще более осложнилась, когда власти запретили вывозить серебро из страны. В порту Севильи осуществлялся строгий контроль за тем, чтобы монеты, отчеканенные на королевском Монетном дворе, не попадали на корабли, отплывавшие в другие портовые города Европы. Именно поэтому иностранные коммерсанты или их представители старались, прибегая к всевозможным хитростям, уклониться от многочисленных проверок, осуществлявшихся королевскими чиновниками. Сговариваясь с испанскими капитанами, они тайно перегружали с корабля на корабль все принадлежавшее им серебро или хотя бы его часть. «Многие торговцы, — сообщает Брюнель, — вовсе не регистрируют (при отплытии из Америки, где формальности такие же, как в Севилье) ни золото, ни серебро, и таким образом незаконно лишают короля того дохода, который ему причитается. Несмотря на то, что это обходится им дороже, они предпочитают вступать в сговор с капитанами, нежели рисковать не получить ничего, кроме красивых слов. Прежде чем флотилия прибывает в Кадис, ее в этом порту или Сен-Лукаре уже поджидают голландские или английские суда; как только поступает известие о ее прибытии, они отправляются ей навстречу и прямо с борта на борт перегружают с кораблей подкупленных капитанов то, что было привезено для них, и переправляют полученное в Англию или Голландию или в какую-то другую страну, так что этот груз даже не доходит до портов Испании. Даже севильские торговцы отправляют на этих кораблях свое серебро в другие страны, где они могли бы свободно им владеть, не опасаясь, что его отнимут». Свидетельство Брюнеля относится к более позднему времени (1655), но уже веком раньше один испанский доминиканец, Фрей Томас дель Меркадо, сокрушался по поводу того, что «несмотря на все распоряжения и строгость, с которой они выполнялись, иностранцы воруют у нашей страны золото и серебро и обогащают ими свои страны, прибегая для этой цели к многочисленным уловкам и обманам».

Галантные приключения. Испанские обычаи. Испанские женщины

Два частных женских монастыря, относившихся к духовно-рыцарским орденам Калатрава и Сант- Яго и получивших от них свои названия, принимали только женщин дворянского происхождения и были известны тем, что их обитательницы вели весьма обеспеченную, даже роскошную жизнь. Мадам д’Ольнуа писала в конце века о монашках из Сант-Яго: «Обитель этих дам прекрасна; все, кто приходит их навещать, входят туда без труда; обстановка у них не хуже, чем была бы в миру. Они полу¬чают очень большое содержание, и у каждой есть три-четыре служанки».
Так что жизнь, которую вели в этих светских монастырях, была весьма далека от отрешенности и покаяния: их приемные часто посещались многочисленными визитерами обоих полов; там проводились праздники, устраивались театральные представления и поэтико-теологические состязания (по образцу литературных турниров, которые были тогда в большой моде во всей Испании), темы которых были порой весьма «смелыми»: «Что в любви более цен¬но — предвкушение или обладание?..»
Подобное отклонение находит если не оправдание, то, во всяком случае, объяснение в языке мистической литературы, где, в подражание «Песни песней», божественная любовь объясняется в терминах, сравнениях и метафорах, заимствованных из форм самой что ни на есть земной любви. Этим же объясняется и еще более примечательное явление: «ухаживание за монашками» (galanteo de monjas), феномен, который мог бы показаться невероятным, если бы не находил огромного количества свидетельств в литературных текстах. Быть «ухажером монашки» (galan de monjas) означало считать себя рыцарем, служившим Дульсинее, заключенной в стенах монастыря, дать ей понять, хотя бы жестом или взглядом, какую страсть она разожгла, стараться увидеть ее издалека, за решеткой хора в монастырской церкви или за решеткой окна ее кельи, посвящать ей, если наделен поэтическим даром, стихи, которые какая-нибудь из сестер-привратниц, посвященная в тайну, передаст ей, и, наконец, по возможности найти предлог увидеться с ней в приемной и обменяться несколькими любовными фразами. Вовсе не будучи шокированными этой игрой, многие монашки с готовностью предавались ей, и иметь «кавалера» для монашки стало почти столь же естественным, как для девушки, остающейся в миру, иметь жениха.

На другом конце города берега Мансанареса служили еще одним излюбленным местом прогулок на свежем воздухе. «Начинающей рекой» обозвал ее насмешник Кеведо; река, «название которой длиннее русла» (Брюнель) и которую «называли по (что означает и «река», и «я смеюсь»), поскольку она насмехается над теми, кто пожелал в ней искупаться, ведь в ней почти нет воды» (Велес де Гевара), не всегда заслуживала насмешек, отпускавшихся в ее адрес испанцами и иностранцами. Временами в ней все же была вода, и женщины Мадрида ходили туда купаться — совершенно обнаженными, к великому возмущению, по крайней мере, напускному, иностранных путешественников, перед которыми открывалось сие зрелище. Берега реки Мансанарес особенно часто посещались простыми людьми, приезжавшими сюда на пикник (merendar), останавливаясь в негустой тени, располагаясь на редкой траве. Их любимым развлечением были ярмарки (verbenas), которые устраивались в этих местах по случаю некоторых церковных праздников.
Один из них собирал в долине реки Мансанарес всех жителей города, без различия их социального положения. Это был праздник Святого Иакова Меньшего или Святого Иакова Зеленого (1 мая), называвшийся также El Sotillo — по названию места, где устраивалась эта ярмарка, недалеко от Толедского моста. Это был праздничный день, которого все ждали: женщины, чтобы надеть новый туалет, «кавалеры», чтобы проявить свою элегантность и великодушие, прочие же — просто поглазеть. Антуан де Брюнель, который присутствовал на Sotillo в 1655 году, оставил описание, служащее любопытным свидетельством о мадридских обычаях:
«Первого мая мы отправились по аллее, ведущей за Толедские ворота. Это одна из самых оживленных улиц, на которой можно видеть множество карет. Од¬ни были запряжены четверкой мулов, и если экипаж принадлежал гранду или герцогу, то передние мулы были привязаны длинными веревками, и управлял ими кучер. Другие были запряжены шестью мулами, что свидетельствовало о принадлежности этих карет важным и могущественным господам.
Ухаживания на этом празднике заключались главным образом в том, чтобы сопровождать женщин, которые старались предстать во всем блеске, поэтому они надевали свои самые красивые наряды и не забывали ни о румянах, ни о белилах, из которых они умели извлечь максимальную пользу. Можно было увидеть самых разных красавиц в экипажах своих возлюбленных. Одни показываются лишь наполовину и не выходят из экипажей, прикрываясь вуалью или задернув занавески, другие открывают занавески и выставляют напоказ свой наряд и свою красоту; те, кому кавалеры не смогли или не захотели предоставить карету, идут пешком по аллеям или по обочинам дорог, ведущим к месту проведения праздника.
Не принято заговаривать с дамами, приезжающими сюда в сопровождении мужчин; с другими можно было говорить в любом тоне: нежно, смело, свободно — это их не оскорбляет. Отчасти свобода и даже, можно сказать, распутство этих женщин проявляются в том, что они могут попросить у любого из мужчин, который им понравился, купить лимоны, вафельные трубочки, конфетки и другие лакомства, которыми торгуют вдоль всей дороги. Они просят торгующих сладостями сказать кавалеру о своем желании, и считается неучтивым не ответить даме, так что ей принесут желаемое и кавалеры заплатят за нее. Говорят, что эти лакомства обычно стоят экю за пять штук. Кроме того, на этом празднике можно было увидеть множество красивых лошадей, щеголявших своими седлами и лентами, которыми в тот день украсили их гривы и спины. Ехавшие верхом были либо кавалерами, одолжившими свою карету даме, либо просто людьми, получавшими удовольствие от верховой езды, возможно, даже не имевшими своей кареты. Совершив несколько объездов всех верениц карет, они, поскольку уже наступала ночь, останавливались у одной из карет, чтобы перекусить, по-скольку там обычно имелись запасы еды.
Здесь можно было увидеть и придворных дам, которые приходили со своими мужьями, или модниц в сопровождении своих возлюбленных. Но поскольку эти женщины были “под присмотром”, они вели себя очень скромно, едва осмеливаясь смотреть на других и отвечать на приветствия. Простые горожане в это время разбредались по округе, где на берегу реки или в каком-нибудь тихом местечке на лугу и в поле с важным и довольным видом раскладывали свою скромную закуску в компании жены или целой семьи, а иногда и подруги».

Если дама ехала без сопровождающего, то любой другой кавалер мог завести с ней беседу, приблизившись к дверце ее экипажа. Интрижки завязывались легко — благодаря ночной темноте и тому, что женщинам позволяла оставаться неузнанными шаль, почти полностью закрывавшая лицо, открывавшееся лишь по желанию самой дамы.

С XVI века не один путешественник выражал свое удивление относительно дерзкого поведения испанских женщин. «Они пользуются большой свободой, — писал в 1595 году один итальянский священник, — и ходят по улицам и днем и ночью, совершенно как мужчины; они легко заводят беседу и остры на язык; но они держат себя настолько вольно, что иногда это пере¬ходит границы скромности и порядочности. Они заговаривают со всеми на улице, независимо от общественного положения человека, к которому обратились, требуя угостить легкой закуской, обедом, фруктами, лакомствами, оплатить ей места в театре и другие вещи подобного рода».

Как и Плаза Майор, магазины которой вполне могли соперничать с лавками Большой улицы и ввергали прохожих в неменьшее искушение, главная улица имела репутацию опасной «опустошительницы кошельков». Когда кавалеры видели, что дама приказывала остановить свой портшез или карету у одной из лавочек, «они бежали, как от чумы», поскольку правила поведения предписывали мужчине не отказывать своей красавице — а порой даже и незнакомке, если она его об этом просит, — пожелавшей купить серебряную брошку, золотой галун или черепаховый или янтарный гребень, которые ей понравились.

Поскольку любовная страсть сопровождалась желанием показать себя, эти связи зачастую оказывались разорительными, ибо считалось унижением не удовлетворить каприз, пусть даже самый дорогой, своей дамы.

запись создана: 11.07.2012 в 00:26

@темы: Литература, Осторожно, кавычки закрываются

---

Свободное слово

Лишь духу власть духа дана, —
В животной же силе нет прока:
Для истины — гибель она,
Спасенье — для лжи и порока;
Враждует ли с ложью — равно
Живёт его жизнию новой…
Неправде — опасно одно
Свободное слово!

Ограды властям никогда
Не зижди на рабстве народа!
Где рабство — там бунт и беда;
Защита от бунта — свобода.
Раб в бунте опасней зверей,
На нож он меняет оковы…
Оружье свободных людей —
Свободное слово!
Константин Аксаков

@темы: Жизненное, Литература

---

Читаю о Л.Н. Толстом к завтрашней паре, наткнулся на эпизод о "белом, красном, квадратном" ужасе. Отчасти напоминает "Тошноту" Сартра, но все же тут другое. Однако что-то в этой фразе резануло. Начал думать.
Все-таки ужас - не красный. Красные - огонь, боль, отчаяние. Ужас отчасти белый, хотя лучше - белесоватый. Но больше - серый, липкий и склизлый. И слегка ворсистый, тоненький, как лапки насекомых. И с острыми блестящими всполохами - как лезвия.
И не квадратный. Квадрат - нечто на плоскости. Уже не то. При этом он обладает четкой правильной формой. И углами. Квадратной может быть тревога, наверное. Или больная совесть. Квадратной и свинцовой. А ужас должен быть изменчивым и бесформенным. Коротким, резким и линейным или похожим на густой и плотный туман, постепенно обволакивающий, затягивающий, удушливый.

@темы: Литература, Игры в разум

---

Книжное

1. Йохан Хейзинга

Осень средневековья

Осень средневековья.

Выходных данных книги тут не будет, так как толком не ясно, с какого издания делался электронный вариант.

Аннотация:
Книга нидерландского историка культуры Йохана Хейзинги, впервые вышедшая в свет в 1919 г., выдержала на родине уже более двух десятков изданий, была переведена на многие языки и стала выдающимся культурным явлением ХХ века. В России выходит третьим, исправленным изданием с подробным научным аппаратом.
"Осень Средневековья" рассматривает социокультурный феномен позднего Средневековья с подробной характеристикой придворного, рыцарского и церковного обихода, жизни всех слоев общества. Источниками послужили литературные и художественные произведения бургундских авторов XIV-XV вв., религиозные трактаты, фольклор и документы эпохи.

Впечатления:
В предисловии к книге говорится, что Хейзинга - один из предшественников "школы анналов". Да, это очень чувствуется - история как история сознания, взятого сквозь призму критики источников. Но от собственно историков Хейзинга отличается меньшей приверженностью к конкретике исторических событий, исторической повседневности и т.п. Его интересует именно история культуры в узком смысле слова, история духа, человеческого сознания и его отражения в искусстве. Своими установками он близок А. Веселовскому и А.В. Михайлову (хотя практика работы с материалом очень разнится). Еще одна деталь из профессионально важных: интересная параллель между тем, что пишет Лихачев о древнерусской литературе, и европейским 15 веком, о котором пишет Хейзинга: в обоих случаях разработка детали, целостность, потребность все превратить в образ.
Если говорить о читательском впечатлении, то вторая половина книги понравилась больше, чем первая. Книга интересная, но, в отличии от проглатываемых мной книжек серии "повседневная жизнь" не захватывающая - именно потому, что интересная по-настоящему. Сказанное Хейзингой недостаточно просто прочитать, много нужно обдумывать, перечитывать. Воспринял я хорошо если десятую часть прочитанного. Из особенно заинтересовавшего выделю фрагмент о соотношении возможностей литературы и живописи, анализ картин Ван Эйков и рассуждения о ростках Возрождения в культуре средних веков.


2.Ф.И. Успенский

История крестовых походов

История крестовых походов

Книга 1900 года, бумажной версии в руках не держал.

Аннотация:
Крестовые походы имеют не только общеисторический интерес, как выражение идей и настроения умов в известный период средневековой истории.
По своим мотивам, а равно по ближайшим последствиям, в особенности же по разнообразным и глубоким влияниям на взаимные отношения Востока к Западу, крестовые походы не лишены специального значения для истории восточноевропейских народов.

Впечатления:
Фигня, господа присяжные заседатели. Язык меня заметно коробил, вряд ли в начале двадцатого века правила употребления причастных и деепричастных оборотов отличались настолько. По содержанию - голая хронологическая канва, немного политиканского комментирования и нравоучительства. Небесполезно только в случае, если читающий совсем не ориентируется в хронологии событий. Читаемо, но не более того.


3. Пьер Виймар

Крестовые походы: миф и реальность священной войны

Крестовые походы: миф и реальность священной войны

ISBN: 5-8071-0130-8 Автор: Пьер Виймар (Pierre Willemart) Название: Крестовые походы: миф и реальность священной войны Издано: Евразия Год: 2003 Страниц: 384

Аннотация:
Крестовые походы представляют собой одно из самых головокружительных и привлекательных авантюр мировой истории. Уже сами крестоносцы часто удивлялись своим достижениям. Исследователи до сих пор спорят, чем являлись походы европейцев на Восток для человечества еще одной страницей кровавого разгула или благочестивой миссией. Книга показывает читателю не только самих крестоносцев, но и их противников, с которыми им пришлось жить бок о бок и бороться на протяжении не одного столетия.

Впечатления:
Положительные. Строго, сдержано, без занудства. Нет ни чрезмерной апологии крестоносцев, ни попытки выставить их бандой разбойников. Вдумчивый анализ сильных и слабых сторон тактики и политики, детальная, но не мелочная фактография, значительное число комментированных выдержек из свидетельств современников, как «латинян», так и «мусульман». Книга скорее информирующе-справочная, чем аналитическая, в тонкости автор не вдается, к традиции освещения истории крестовых походов не обращается, особо глубоких теорий не строит. Просто выстраивает событийную канву и пытается показать, как видели события сами их участники.
Не хватило:
Во-первых, описания той роли, которую играли в латинских королевствах востока военно-монашеские ордена. Упоминания о тамплиерах появляются пару раз, о госпитальерах и того реже, тефтонцы присутствуют на уровне «и такие были». При том, что автор упоминает о том, насколько ненавидели мусульмане тамплиеров. Не на пустом же месте и не из-за одной религии возникла эта ненависть. Армия ордена могла потягаться с войсками не одного барона.
Во-вторых, конкретики касаемо взаимоотношений латинян и местного населения. И тех изменений, которым подвергался образ мысли крестоносцев под влиянием столкновений с чуждой культурой. Несколько раз поминается, что новоприбывшие «не знали тонкостей военной политики», не понимали текущей ситуации, не ориентировались в местной специфике. Но вот о самой этой специфике говорится очень вскользь.
В третьих, о принципах ведения войны говорится очень мало. Мелкие фрагменты дразнят любопытство и только. Упоминается о легкой коннице мусульман, о пристрастии к тактике ложного отступления, но подробности не раскрываются, и что имели противопоставить этому латиняне не сообщается. Более-менее подробно говорится лишь о нескольких осадах.

Цитаты:

После взятия Иерусалима

Как только цитадель была захвачена, провансальцы, тем не менее, не стали лишать себя возможности поучаствовать во всеобщем избиении: «Они шли по улице с мечом в руке. Они убивали всех жителей, которых встречали на своем пути, не щадя ни женщин, ни детей, невзирая на крики и мольбы о пощаде. На земле было столько трупов и отрубленных голов, что нельзя было пройти. Пешие воины были более других охвачены неистовством: они ходили по городу и взмахом топора или булавы убивали турок, попадавшихся им под руку». <…>
«Вид такого количества трупов был невыносим, но убивавшие выглядели так же ужасно, как и их жертвы: они были в крови с головы до ног. В черте храма находилось более десяти тысяч трупов, к этому числу следует добавить те, которые валялись на улицах города. Пешие воины бегали по маленьким улицам и переулкам в поисках неприятелей и добычи...» (Гильом Тирский).
Как только необходимые меры были приняты, бароны разошлись, и каждый вернулся в свое жилище. Они вымылись и надели чистую одежду. Затем они босиком, стеная и плача, направились в те места города, где побывал Иисус Христос во время своей земной жизни. Они целовали землю там, где ступала его нога. Местные священники и христиане вышли навстречу торжественной процессии и провели крестоносцев к храму Гроба Господня. Ночь они провели в молитвах, но наутро паломники поднялись на крышу мечети Аль-Акса, где толпились пленники Танкреда и Гастона Беарнского, «напали на сарацин, мужчин и женщин, и, обнажив мечи, обезглавили их. Некоторые бросились с крыши храма вниз. Увидев это, Танкред преисполнился негодованием». Мы не знаем, был ли гнев нормандца вызван потерей ожидаемого выкупа, на который он рассчитывал, оскорблением его знамени или политической ошибкой, ставившей под сомнение слово франка. Граф Тулузский имел большую власть над своими войсками: он приказал отвести пленников из башни Давида к Аскалону; этот шаг навлек на него обвинения в неверности и измене со стороны хронистов, поддерживающих лотарингскую партию.
Иерусалим был завален трупами: июльский зной вынуждал баронов принять срочные и решительные меры. Они прекрасно помнили о следующих одна за другой эпидемиях при осаде Антиохии, которые опустошили ряды войск, измученных битвами, ранениями и голодом. «Было приказано выбросить из города всех убитых сарацинов из-за ужасного запаха, ибо весь город был завален трупами. Уцелевшие сарацины переносили мертвых к воротам, складывая их в кучи высотой с дом. Никто никогда не видел и не слыхал о подобном избиении язычников: вокруг города были сложены костры, и никто, кроме Бога, не ведал их числа. Наши на совете решили, что каждый раздаст милостыню и вознесет молитвы, и Бог выберет того, кто Ему будет угоден, чтобы властвовать над другими и править городом» (Аноним).

Крестоносцы в Эдессе

Множество знатных людей, удостоенных различных титулов, закончили свои дни в темнице, в цепях и мучениях. У многих были выколоты глаза, отрублены нос или руки, отрезаны детородные органы, некоторые испустили дух на кресте. Франки избивали невинных младенцев из ненависти к их родителям. Эти многочисленные и невыразимые мучения были вызваны лишь корыстным желанием овладеть богатствами, имеющимися у армян. Так самыми беззаконными и самыми ужасными способами они причиняли горе этим краям. Этим они были заняты ежеминутно; умами их овладели злоба и обман; они почитали все злые дела и не помышляли о том, чтобы творить добро или совершить благое дело. Мы хотели бы перечислить их злодеяния, но не осмелились сделать это, потому что находимся в их власти (Матвей Эдесский).

Война и торговля: те самые местные особенности глазами современника

Султан осадил Керак и во время долгой осады держал его в тесном кольце. Однако путь караванов, шедших по христианской территории из Египта в Дамаск, не был закрыт, как не был прегражден и путь мусульман из Дамаска в Акру. Никто из христианских торговцев не был останавливаем или притесняем. На своей территории христиане принуждали мусульман платить пошлину, которой облагались все правоверные. Христианские торговцы в свою очередь тоже платили за товары, когда проходили по мусульманской земле; между ними царило полное взаимопонимание, и справедливость не нарушалась ни при каких обстоятельствах. Воины заняты войной, народ живет в мире, а богатства страны достаются тому, кто победит. Так ведут себя люди в этой стране во время войны. Также обстоит дело и с междоусобной войной мусульманских эмиров и их правителей; она не касается ни простого народа, ни торговцев; они пребывают в безопасности при любых обстоятельствах, будь то война или мирное время. В этом отношении положение страны настолько невероятно, что говорить на эту тему можно было бы бесконечно. Пусть Бог своей милостью укрепит слово Ислама! (Ибн Джубайр, Странствия)

Добыча

Мы никогда не будем обращать достаточно внимания на важную роль добычи в средневековых войнах; Ибн аль-Асир рассказывает нам по этому поводу историю, связанную с взятием Эдессы: «После второго взятия Эдессы Нуреддин отправил своему наместнику в Мосуле среди прочих подарков одну рабыню. Как только она оказалась в его власти, он овладел ею. Затем он омылся, и, выходя из гарема, сказал своим приближенным: „Знаете ли вы, что со мной сегодня случилось? Когда мы взяли Эдессу вместе с Шедидом (мучеником — так называли умерших воинов джихада, — т. е. речь шла о Зенги), мне вместе с добычей досталась одна рабыня, чья красота очаровала меня. Мое сердце устремилось к ней, но в тот же миг прозвучал приказ именем Шедида вернуть всех рабов и все, что было захвачено. Поэтому я отпустил эту рабыню, хотя сердцем привязался к ней. Однако среди подарков, полученных от Нуреддина, оказалась именно она. Я поспешил овладеть ею, опасаясь, как бы мне не пришлось снова вернуть ее"». Добычу не только не возвращали, но и убивали всех жителей — христиан до последнего. Гордая столица франков, самый преуспевающий город Азии, отныне был мертвым городом! Началось беспощадное мусульманское завоевание. На место атабеков, «князей сабли», заступят турецкие султаны; они пронесут знамена джихада от Эдессы до Вены, совершив в соответствии с заветом Пророка эпопею, столь же фантастическую, как и та, что привела их от Великой китайской стены к Эдессе.


4. Лео Мулен

Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. X-XV века

Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. X-XV века

ISBN: 5-235-02450-8 Автор: Лео Мулен Название: Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. X-XV века Издано: Молодая гвардия Серия: Живая история: Повседневная жизнь человечества Год: 2002 Страниц: 352

Аннотация:
Мир монахов на протяжении столетий вдохновлял и формировал цивилизацию европейского Средневековья. Что же известно нашим современникам о повседневной жизни монашества, о том, как они молились, как готовились к смерти, что читали, чем питались, как спали?
Лео Мулен - признанный специалист в области истории и социологии религии. Он изучил множество самых различных источников: хроник и сборников обычаев, посланий основателей орденов и житий святых, а также научных трудов, посвященных этой проблематике. Автор убедительно и живо показывает, как, уповая на Промысел Божий, жили в эпоху Средневековья эти люди огня, железа и веры.

Впечатления:
Наконец-то домучил. Статистика, собранная в связный текст. Есть интересные факты, есть совершенно ненужные, в любом случае, запомнить их почти не реально. Если понадобится мелкая фактографическая информация, можно использовать как краткий справочник. Обо всем понемногу. Ни серьезного анализа, ни тщательной детализации.


Часть 1

запись создана: 13.01.2012 в 02:19

@темы: Литература, Осторожно, кавычки закрываются

---

Закрывая прошлогодний список

Что-то я сам испугался, когда цифру увидел. Даже если учесть, что сюда не входит прочитанное в библиотеке и то, что читается по работе, списочек какой-то жалкий. Надо как-то найти время не только для бесконечных перечитываний, но и для новых книг.
Еще одна закономерность: если есть время почитать и хочется зарыться в несколько книг разом, то при выборе между художественной и научной (научно-популярной) книгой, я выбираю второе.

1: Жан Флори: Повседневная жизнь рыцарей в Средние века
2: Мишель Пастуро: Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола
3: В.Е. Хализев: В кругу филологов
4: Жорж Бордонов: Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке
5: Робер Фоссье: Люди средневековья
6: Теренс Пауэлл: Кельты: Воины и маги

7: Серж Ютен:

Повседневная жизнь алхимиков в средние века

Повседневная жизнь алхимиков в средние века

ISBN: 5-235-02734-5 Автор: Серж Ютен Название: Повседневная жизнь алхимиков в средние века Серия: Живая история: Повседневная жизнь человечества Издано: Молодая гвардия Год: 2005 Страниц: 256

Аннотация:
Книга посвящена средневековой "науке наук" - алхимии. Как показывает автор, несмотря на тайный характер занятий алхимиков и вопреки расхожим представлениям об отреченности их деятельности, адепты использовали свою науку как средство познания и преобразования Божьего мира, оставаясь чаще всего в рамках ортодоксальной церкви.
Повседневная жизнь алхимиков, их теории, символы, инструменты и лаборатории, а также вклад в экспериментальную химию, искусство, архитектуру и литературу ярко воссозданы знаменитым французским историком Сержем Ютеном.

Впечатления:
Приступал с любопытством, но очень быстро разочаровался. Все самое интересное коротко и по делу пересказано в предисловии. Если из книги выкинуть бесконечные повторы, она стала бы раза в четыре короче - и на столько же интереснее. Под конец, правда, стало лучше - когда уменьшилось количество авторский гаданий на кофейной гуще, началось обсуждение вероятности связей между алхимиками и строителями храмов и прочее. В целом - не понравилось. Возможно потому, что слишком многого ожидал.


8: Симона Ру:

Повседневная жизнь Парижа в средние века

Повседневная жизнь Парижа в средние века

ISBN: 978-5-235-03100-5 Автор: Симона Ру Название: Повседневная жизнь Парижа в средние века Серия: Живая история: Повседневная жизнь человечества Издано: Молодая гвардия Год: 2008 Страниц: 272

Аннотация:
Симона Ру, историк, специалист по средневековому Парижу, показывает столицу Франции того времени, которая не была ни переплетением грязных узких улочек, ни идиллическим городом, аккуратным и живописным, словно сошедшим с миниатюры. Писательница рассказывает, как жители ориентировались в городе, когда улицы еще не имели названий, а карт и планов не существовало. На этой территории соперничали друг с другом власти - король, церкви, монастыри, феодалы, а грандиозные здания и величественные сооружения еще не являлись памятниками архитектуры, а были зримыми символами их могущества. Под пером Симоны Ру возрождается живая картина Парижа, которого больше нет, но который уже в те далекие времена был предвестником современного мира

Впечатления:
Одна из самых любопытных, ИМХО, книг серии. А выдержки из "Парижской домохозяйки" просто покорили. Жаль, что нигде не могу найти этот текст на русском. интересно, он вообще переводился? Много действительно дельной информации по средневековому городу, для чайника так просто находка)


9: Эдмон Поньон:

Повседневная жизнь Европы в 1000 году

Повседневная жизнь Европы в 1000 году

ISBN: 5-235-02367-6 Автор: Эдмон Поньон Название: Повседневная жизнь Европы в 1000 году Серия: Живая история: Повседневная жизнь человечества Издано: Молодая гвардия Год: 1999 Страниц: 384

Аннотация:
Ожидали ли люди тысячу лет назад конца света? Действительно ли "ужасы тысячного года" массовые бедствия и страшные природные катаклизмы - приводили жителей европейских стран в раскаяние и трепет, заставляя их прекращать войны и покидать дома прощаясь с жизнью? Ответ на эти вопросы читатель найдет в предлагаемой книге. Ее автор, крупнейший французский историк-медиевист, воссоздает жизнь Европы - во всем ее многообразии - в один из действительно переломных моментов мировой истории.

Впечатления:
Читается на одном дыхании. Легко, интересно, красочно и конкретно.


10: Жан Флори:

Идеология меча

Идеология меча

ISBN: 5-8071-0032-8 Автор: Жан Флори Название: Идеология меча Серия: Clio Издано: Евразия Год: 1999 Страниц: 314

Аннотация:
Книга швейцарского исследователя Ж. Флори посвящена проблеме формирования идеологии дворянского сословия. Анализируя редкие, малоизвестные исторические материалы автор рисует картину эволюции взглядов на войну и роль воина в раннесредневековом обществе, в результате чего идеологические основы рыцарского самосознания выступают рельефно и обоснованно. Данный период тем более интересен, если учесть, что кодекс `рыцарской чести` и миф о `честной и благородной` войне оказали последующее влияние на европейскую культуру XVIII-XIX вв. Книга написана живым, образным языком и будет интересна широкому кругу читателей.

Впечатления:
Пока читал, было ощущение чего-то смутно знакомого. Сейчас увидел, что список начинается тоже книгой Флори, в которой частично использованы материалы данной работы. Фактический материал этой книги мне, собственно, уже был знаком, хотя и на другом уровне. Гораздо интересней эта книга была методологически (кажется, это диссертация Флори): работа историка со словом. Сначала читать было несколько скучновато, но постепенно я привык, и стало нравиться даже больше, чем другие книги. То, что представлено в серии "повседневная жизнь человечества" - всегда некая выжимка информации, тут же наглядно видно, откуда эта выжимка делается.
Если говорить строго "о чем", то перед нами история идеологии сначала христиан, потом королей, потом - рыцарей - через призму истории слов "militia", "bellatories" и др., обозначающих людей военной профессии.

@темы: Литература, Осторожно, кавычки закрываются

---

Теренс Пауэлл Кельты: Воины и маги

Что-то я подзабросил список. Правда, прочитанное не очень впечатляет, потому и сказать особо нечего. Ну для коллекции пусть будет.

1: Жан Флори: Повседневная жизнь рыцарей в Средние века
2: Мишель Пастуро: Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола
3: В.Е. Хализев: В кругу филологов
4: Жорж Бордонов: Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке
5: Робер Фоссье: Люди средневековья

6: Теренс Пауэлл:

Кельты: Воины и маги

Кельты: Воины и маги

ISBN: 5-9524-0466-9 Автор: Теренс Пауэлл Название: Кельты: Воины и маги Серия: Загадки древних цивилизаций Издано: М., Центрполиграф Год: 2003 (есть переиздание 2009) Страниц: 240

Аннотация:
В книге собран уникальный материал об истории древних кельтов - первого из заселявших земли к северу от Альп великих народов, чье название нам известно. Обилие археологического материала, свидетельства античных историков, кельтское литературное наследие и результаты современных филологических исследований проливают свет на жизнь удивительных и загадочных предшественников исторических наций Западной и Средней Европы.

Впечатления: Плохого не скажу. Хорошего - тоже. Много просто не смог переварить: все эти культуры полей погребальных урн, культуры погребальных повозок и т.п. в моем сознании перепутались сразу же, как только закрыл книгу. Значительная часть книги не о кельтах как таковых, а о том, откуда вообще они в Европе взялись. Не то чтобы неинтересно, просто не запоминается совершенно, особенно если читать с мобилы и не иметь возможности толком рассматривать карты. О собственно кельтской культуре очень немного. Но, что большой плюс книги, без лишних домыслов: четко на основе исторических свидетельств. Язык даже не то, что суховат, но безжизненный какой-то. Не очень информативно, среднеинтересно, но возможно я просто не в состоянии оценить.

@темы: Литература, Осторожно, кавычки закрываются

---

Робер Фоссье: Люди средневековья

1: Жан Флори: Повседневная жизнь рыцарей в Средние века
2: Мишель Пастуро: Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола
3: В.Е. Хализев: В кругу филологов
4: Жорж Бордонов: Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке

5: Робер Фоссье:

Люди средневековья

Люди средневековья

ISBN: 978-5-91852-016-1 Автор: Робер Фоссье Название: Люди средневековья Серия: Живая история: Повседневная жизнь человечества Издано: СПб, Евразия Год: 2010 Страниц: 352

Аннотация:
На русском языке впервые выходит книга одного из самых авторитетных французских историков-медиевистов профессора Сорбонны Робера Фоссье - "Люди средневековья". Эта книга - плод размышлений автора, вобравшая в себя всю полноту его исследовательского опыта и потрясающей эрудиции. На страницах своего труда Робер Фоссье создает коллективный портрет средневековых людей, вернее, портрет "безмолвствующего большинства" - простолюдинов, крестьян, ремесленников, составлявших 90% средневекового общества. Именно их автор считает главными действующими лицами той величественной эпохи, каким было средневековье. Право, война, семья, брак, окружающая среда, вера, чувства и ценности - на все это Фоссье предлагает посмотреть под иным углом зрения - глазами простолюдинов, заглянув за пределы парадных площадей средневековых городов, которые прикрывали собой "рабочие кварталы". Фоссье очищает историю средневековья от многочисленных штампов, предубеждений и мифов, сложившихся за столетия благодаря стереотипному школьному образованию и налету красочного романтизма. Робера Фоссье интересует, что средневековые люди думали о себе сами, а не что о них думают историки и политики. Его книга - настоящее разоблачение "Черной" и "Золотой" легенд средневековья, твердо заученных нами с детства. И именно это делает ее чтение по-настоящему увлекательным и захватывающим.

Впечатления: В предисловии сказано, что это "эссе", а не "исследование". Действительно, так. Пожалуй, наименее информативное из того, что было мной прочитано. Периодами занятно. В целом основное содержание книги таково: в средние века люди рождались, росли, совокуплялись, рожали и умирали. А вокруг была природа. Никаких дат, практически никаких имен, конкретики с гулькин нос, общие описания, рассуждалово, периодами любопытное. Игривая стилистика сохранилась даже в переводе, примеры чего ниже.

Цитаты: К счастью, ближнего не всегда убивают для того, чтобы съесть(64) ...лишь такая поза позволяет зачать ребенка, не получив чрезмерного удовольствия(85)...чем меньше знали о животном, тем больше были склонны наделять его достоинствами... идеалом стал единорог, которого никто никогда не видел (175) Поскольку "общее благо" было важнее частных интересов, поскольку о вере не спорили, а мировой порядок был установлен по воле Божьей, любое изменение грозило нарушить это равновесие: любое новшество стало символом зла (205) ...кельты и германцы ставили на расчищенном участке стоячий камень, греки и римяне выкапывали канаву, христиане возводили крест, а в наши дни мы строим антенну (207)

@темы: Литература

---

Жорж Бордонов: Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке

1: Жан Флори: Повседневная жизнь рыцарей в Средние века
2: Мишель Пастуро: Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола
3: В.Е. Хализев: В кругу филологов

4: Жорж Бордонов:

Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке

Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке

ISBN: 5-235-02631-4 Автор: Жорж Бордонов Название: Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке Серия: Живая история: Повседневная жизнь человечества Издано: М.: Мол. гвардия Год: 2004 Страниц: 243[13] с: ил.

Аннотация:
Книга об одной из самых таинственных страниц средневековой истории - о расцвете и гибели духовно-рыцарского Ордена тамплиеров в трагическом для них и для всех участников Крестовых походов XIII столетии. О рыцарях Храма существует обширная научная и популярная литература, но тайна Ордена, прошедшего сложный путь от братства Бедных рыцарей, призванного охранять паломников, идущих к Святым местам, до богатейшей организации, на данный момент времени так и не раскрыта. Известный французский историк Жорж Бордонов пытается отыскать истину, используя в своем научном исследовании оригинальную форму подачи материала.

Впечатления:
Автор явно о-очень пристрастен к своим героям. Саммари текста: "все плохие, тамплиеры хорошие". Если не обращать на это внимания, то книга добротная, хотя слишком "перечислительная" что ли. Галопом по европам. Есть подробное описание устава, оружия, одежды, должного поведения, должностей, обязанностей и.т.п. Более менее подробно рассказано о становлении и гибели ордена. Но мало о замках, о жизни в Святой Земле, о реальности внутренней жизни ордена: все в обобщенных описаниях, и скорее о должном, чем о реально бывшем.
Фрагментов и цитат из книги, которые бы стоило привести, я не обнаружил. Разве что текст обвинений тамплиерам:
«Новичок, вступающий в Орден, сначала получает хлеб и воду, затем командор или магистр, который его принимает, ведет его тайно за алтарь, или в ризницу, либо в иное место, и показывает ему крест и изображение Господа нашего Иисуса Христа, и заставляет его трижды отречься от Спасителя, то есть от Господа нашего Иисуса Христа, изображение которого там помещено, и трижды плюнуть на крест. Затем он заставляет его совлечь с себя платье, и тот, который его принимает, целует его в низ позвоночника, в пупок и в губы. После чего сообщает ему, что если кто-нибудь из братьев Ордена пожелает переспать с ним плотским образом, то не следует противиться, потому что согласно орденскому Уставу нельзя причинять страдания человеку, и что многие из них совокупляются друг с другом на манер содомитов, и каждый опоясывается поверх сорочки пояском, который должно носить на себе постоянно во все дни жизни. Затем он говорит новичку, что эти пояса до того, как их надевают тамплиеры, повязываются вокруг шеи идола, который имеет форму мужской головы с длинной бородой, и что эту голову они целуют и поклоняются ей во время заседаний своих провинциальных капитулов, хотя об этом и неизвестно всей братии, но лишь Великому магистру и старшим членам Ордена. Кроме того, священники их Ордена не причащают телом Господа нашего, и поэтому следует провести особое расследование деятельности священников Ордена тамплиеров».
Обвинение в содомии особенно очаровательно, если учесть, что Филлипа Красивого, автора сего бреда, подозревали в тех же склонностях. Как говорится, чья б мычала. Оно конечно меньше всего короля волновало, чем там занимаются тамплиеры, гораздо важнее были их деньги, земли и армии. А на простолюдинов такой документ наверняка воздействовал неплохо. Черный пиар, блин.

@темы: Литература, Осторожно, кавычки закрываются

---

Снова о книгах

1: Жан Флори: Повседневная жизнь рыцарей в Средние века
2: Мишель Пастуро: Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола

3: В.Е. Хализев:

В кругу филологов

В кругу филологов

ISBN: 5-235-02895-3 Автор: В.Е. Хализев Редактор: В.П. Балашов Издано: Прогресс-Плеяда, 2011 Страниц: 360

Аннотация:
Мемуарное повествование В.Е.Хализева посвящено филологам разных поколений. В первой главе воссоздана атмосфера жизни филологического факультета МГУ в ее изменениях в середине ХХ века. Последующие главы состоят из очерков-портретов. Автор рассказывает о своих однокурсниках (М.Щеглов, Н.Розин) и сверстниках (В.Лакшин, В.Турбин, С.Великовский, А.Михайлов), а также о своих учителях: университетских (Н.Либан, Г.Поспелов, С.Бонди) и "заочных" - М.Бахтин, А.Скафтымов. Рыцари филологии запечатлены в иллюстрациях к этой книге.

Впечатления:
Некоторые очерки из данной книги мне доводилось читать еще в рукописи. Сразу было ясно, что намечается что-то интересное, нужное - пусть и не слишком большому кругу людей. Хотя именно те два очерка, что я когда-то видел, мне кажутся лучшими в книге: о Скафтымове и о Великовском. Еще очень выделяется автобиографическая часть (посвященная студенчеству - последние сталинские годы - и аспирантуре), в котором намного ярче, чем где бы то ни было, проявляются нотки живой речи Валентина Евгеньевича: неизменное чувство юмора, неторопливое движение живой, еще не успевшей загипсоваться в академическую форму мысли, и что-то еще, какое-то живое обаяние, которое почему-то совсем не ощутимо в научных работах и как-то контрабандой просачивается в большую часть мемуарных очерков этой книги. И абсолютно те же вопросы переходной эпохи и поры самоопределения, которыми мучаюсь сейчас сам. Одной науки недостаточно. Есть другие обязательства, есть страна. "Нужна гражданственность. Но какая?" - так этот вопрос был сформулирован в нашей устной беседе недавно. У обоих нет ответа - и слушая рассказы и размышелния о том, что он успел увидеть и понять в жизни нашей страны, я готов поверить, что и с моей стороны это не вовсе только незрелость, но и немножечко разумность, нелюбовь к чужим готовым рецептам.
Еще запомнился ярко рассказ о Елизавете Пульхритудовой. О ней и о Великовском Валентин Евгеньевич пишет как-то очень по-особому, не как о других. Но есть и различие: с Пульхритудовой они были близкими пожизненными друзьями, чувствуется глубокое понимание ее сути, самого склада личности. С Великовским же - непонимание. Приязнь, внимание, желание, жажда понять - и точно стеклянная стена. Для меня это впечатления всегда оказывается особенно острым - потому что в характере Великовского мне чудится много собственных черт. При том лично его я никогда не знал - и точно свет его личности доходит до меня через сложную призму, угол преломления которой всегда чуть-чуть неясен. "Внутренняя цельность человека, раздираемого противоречиями". Хорошая характеристика, точная - и очень внешняя. Наблюдателя, который как ни хотел бы, не продавит стекло. И автору от этого горько, и читателю - вместе с ним.
Но намного больше в книге радости - тихого предзакатного света, всегда ощутимого в рассказах тех, кто дорожил людьми, которых подарила жизнь. Свет этот неумолимо пробивается сквозь нередкие сетования на ошибки и промахи, на тяжелые компромиссы и покалеченные судьбы. Портрет на фоне эпохи. Впереди - фигура автора. Он не стремиться как-то подчеркнуть свое присутствие, но как-то невольно бросается в глаза именно его фигура. Почти ничего не рассказывая, о себе Валентин Евгеньевич все-таки сказал больше всего, потому что он - в каждом очерке, а остальные - нет) Фигуры друзей и коллег - то четче, то совсем контурно, где-то живо, где-то - точно выцветшая фотография. И на заднем плане - эпоха.
Некоторые страницы этой книги обязательно отнесу студентам. Просто чтобы понимали. Чтобы учились читать написанное в ту эпоху. Чтобы не задавали вопросов - не то чтобы глупых - но таких, на которые отвечать каждый раз неприятно. Кажется: "вы ж филологи. Сами бы почувствовать должны". Но - не должны. И поэтому пусть читают.

Несколько фрагментов:
Позже. Когда улягутся впечатления.

@темы: Литература, Курсив мой

---

Мишель Пастуро: Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола

Уже не помню, когда последний раз мог провести больше половины дня за книгой. Все же в пребывании на даче есть свои прелести. Как результат - заглотал еще одну книгу о Средневековье.
1: Жан Флори: Повседневная жизнь рыцарей в Средние века
2:

Повседневная жизнь Франции и Англии

ISBN: 5-235-02895-3 Автор: Пастуро Мишель Переводчик: Гончар М. О. Редактор: Издательство: Молодая гвардия, 2009 г. Серия: Живая история: Повседневная жизнь человечества Страниц: 240

Аннотация:
Книга известного французского историка-медиевиста М. Пастуро рассказывает о повседневной жизни в Англии и Франции во второй половине XII - первой трети XIII века, в период, названный "сердцевиной западного Средневековья". Именно тогда правили Генрих Плантагенет и Ричард Львиное Сердце, Людовик VII и Филипп Август, именно тогда совершались великие подвиги и слагались романы о легендарном короле бриттов Артуре и приключениях рыцарей Круглого стола. Доблестные Ланселот и Персеваль, королева Геньевра и бесстрашный Говен, а также другие герои произведений Артурианы стали образцами для средневековых рыцарей и их дам. Но насколько обыденная жизнь этих людей в дни мира и войны, их поведение на пиру и рыцарском турнире, во время охоты и в супружеской опочивальне соответствовали этому образцу? Об этом читатель узнает, прочитав книгу.

Впечатления:
Опять же соответствие книги заглавию можно поставить под сомнение. Автор прекрасно понимает это и во введении объясняет выбор заглавия. «На самом деле нашей целью является не описание жизни рыцарей Круглого стола... а исследование реальной повседневной жизни населения Англии и Франции...» с 1154 по 1223 годы. Уточнение значимое, потому что понятие «времена короля Артура» меня, например, поставило в тупик. Прототип Артура жил во времена войн Рима с коренным населением Британии, время, когда складывался артуровский цикл сказаний - где-то 10-13 века, финальная версия, «Смерть Артура» Томаса Мэлори, собравшая воедино все разрозненные линии, принадлежит 15 веку. И что из этого считать «временем Круглого стола»?
Впрочем, ко всей этой беллетристике содержание книги не имеет отношения. Зато в ней содержится множество интереснейших сведений о повседневности средневековья: одежда, еда, жилища, утварь, живность, работы, игры и.т.п. О социуме и мировоззрении сказано не очень много и, как даже я могу судить после прочтения еще нескольких книг из серии, часть утверждений является несколько спорной. Вообще, обобщения и концептуальные высказывания сильной стороной автора не являются. Зато россыпь наблюдений и деталей - великолепна. Так, по случаю описания шахматной доски средневековья и рассказа о том, что играли белыми и красными фигурами М.Пастуро замечает: «до 15 века в сознании западного человека белому цвету противопоставлялся не черный, воспринимавшийся отсутствием цвета, как такового, а красный - цвет цветов». О средневековой войне в книге мало интересного, но один фрагмент все же отмечу описание осады и замечание, что катапульты, баллисты и прочие инженерные сооружения служили не для того, чтобы пробить стену, а для того, чтобы прикрыть разного рода саперные работы, благодаря которым стена должна быть взорвана. Наконец, в книге содержится довольно подробное описание устройства города, жилища (донжона), утвари и меблировки. Скудность ее поразительная: сундуки да скамьи. У редких богачей - сервант с золотой посудой. Из последней, кстати, не ели) Она призвана была лишь продемонстрировать достаток в доме.
Перечислять любопытные детали можно до бесконечности, так что просто ограничусь констатацией того, что книга - настоящий клад для фикописателя-псевдореконструктора)

@темы: Литература, Курсив мой

---

Жан Флори: Повседневная жизнь рыцарей в Средние века

У некоторых избранных заметил флешмоб, посвященный просмотренным фильмам. Поскольку не могу назвать себя любителем кино, решил перетащить его к себе в измененном виде: писать о книгах.
Номер первый:

Повседневная жизнь рыцарей

ISBN: 5-235-02895-3 Автор: Флори Жан Переводчик: Нестеров Ф. Ф Редактор: Петров А. В. Издательство: Молодая гвардия, 2006 г. Серия: Живая история: Повседневная жизнь человечества Страниц: 356

Аннотация:
Как только речь заходит о средневековых рыцарях в целом, сразу же перед нашим мысленным взором проходит один и тот же, в сущности, образ доблестных и благородных воителей в светлых блистающих латах. Стоит, однако, в этот прекрасный образ вглядеться, как он начинает расплываться, дробиться, теряя свою первоначальную однозначность.
Автор этой книги, известный французский исследователь Жан Флори, сознательно дробит хрестоматийный образ рыцарства на несколько ключевых проблем и пытается решить их, рассматривая во времени. И удивительно, но в поисках ответов на важнейшие вопросы по истории рыцарства: о происхождении, об изменении тактики боя, о турнирах, об идеологии и влиянии на ее образование Церкви и аристократии, о вассальной зависимости и земельных держаниях, о Крестовых походах и рыцарской литературе - мы вместе с автором вновь возвращаемся к исходному образу, неожиданно обретшему плоть и кровь, обогатившемуся в наших глазах многими подробностями своей повседневной жизни.

Впечатления:
На самом деле заглавию содержание не слишком соответствует: чего в книги нет - так это как раз повседневной жизни. Скорее это история идеологии средневековых военных. Главным образом рассказывается о становлении рыцарства как социальной страты, о его идеологии, чаяниях и взгляде на самих себя. Меньше - о эволюции оружия, доспехов и тактики ведения боя. Мельком описываются особенности средневековой войны, вскользь говорится о Крестовых походах, под конец разбираются рыцарские романы как источник информации о рыцарстве. Мне лично интереснее всего было начало: кусочек, посвященный периоду после падения Рима и докаролингской Европе. О становлении государственности в Европе я не знал практически ничего, подробности вроде того, что первые короли - по сути просто военные лидеры племени, никогда не имевшие "королевства", просто потому что варварские племена, из которых позднее складывались европейские нации, были кочевыми, - были неожиданны.
Остальное тоже здорово, хотя кое-что из этого знал и раньше, но в основном отрывочно, целостной картины не было. В своем роде порадовало завершение - анализ рыцарских романов. Многие из этих текстов ("Ивейн", "Парцифаль", "Тристан и Изольда" и пр.) я в свое время читал, однако как-то не задумывался об идеологическом содержании. Вообще, рыцарский роман мной был воспринят как довольно однородное образование, выражающее мечту средневекового человека об идеальном герое. Флори показывает, что даже написанные в одно время романы весьма несходны: на какие-то из них наложила заметное влияние церковная концепция рыцарства, какие-то - отражают чисто светский идеал. Степень проникновения в них языческого начала тоже различна.
В книге был и еще один "литературный" кусочек: о "жестах" и "ле", но он гораздо более скомканный. Да и из "жест" кроме "Песни о Роланде" я ничего не знаю, а про "ле" так и вовсе - только из лекций. Так что в любом случае любопытно и местами даже профессионально полезно. Через некоторое время планирую пересмотреть еще раз: очень многое уже помню только в общих чертах.

Несколько фрагментов в вольном пересказе:
"Лэ" Марии Фразцузской. Четыре рыцаря любят прекрасную даму. Дама любит всех четверых и выбрать никак не может. Бедняги изо всех сил состязаются в доблести, потому как дама сказала, что отдаст руку достойнейшему. На турнире изощрялись и так и эдак, заполучили много добычи и во всем оказались равны. Пришлось ждать следующего турнира, на котором они аж из строя вырвались, чтоб доблесть свою показать. Трое тут же и погибли. Четвертому повезло не многим больше: он получил ранение такого свойства, что воспользоваться благосклонностью дамы уже не мог. Дама, впрочем, всю оставшуюся жизнь хранила ему верность.

Король англоскасов ранил (отрубил ногу мечом) и сбросил с лошади предводителя сарацин. Подбегает оруженосец и добивает его.
Король: - Как ты посмел добить раненого врага? Это абсолютно нерыцарственно!
Оруженосец: - О король, у него нет ноги, но есть гениталии. Он родит нам врага.
Король: - Умный мальчик. Следующий раз я так же поступлю.

@темы: Литература, Курсив мой

---

Замятин

В очередной раз проглядывая поисковые фразы, выяснил, что самый частотный запрос к дневу - поиск статьи "О литературе, революции, энтропии и прочем".
Проникся. В свое время в сети так найти и не смог, так что выкладываю для тех, кто ищет.
Приводится по книге: Замятин Е.И. Я боюсь. - М., 1999. - С.95-101

О литературе, революции, энтропии и прочем

95
О ЛИТЕРАТУРЕ, РЕВОЛЮЦИИ, ЭНТРОПИИ И О ПРОЧЕМ

Назови мне п о с л е д н е е число, верхнее, самое большое.
Но это же нелепо! Раз число чисел бесконечно, какое же последнее?
А какую же ты хочешь последнюю революцию? Последней нет, революции — бесконечны. Последняя —это для детей: детей бесконечность пугает, а необходимо, чтобы дети спали спокойно…
(Евг. Замятин. Роман "Мы")

Спросить вплотную: что же такое р е в о л ю ц и я?
Ответят луи-каторзно: революция — это мы; ответят календарно: месяц и число; ответят: по азбуке. Если же от азбуки перейти к складам, то вот:
Две мертвых, темных звезды сталкиваются с неслышным оглушительным грохотом и зажигают новую звезду: это революция. Молекула срывается со своей орбиты и, вторгшись в соседнюю атомическую вселенную, рождает новый химический элемент: это революция. Лобачевский одной книгой раскалывает стены тысячелетнего Эвклидова мира, чтобы открыть путь в бесчисленные неэвклидовы пространства: это революция.
Революция — всюду, во всем; она бесконечна, последней революции — нет, нет последнего числа. Революция социальная — только одно из бесчисленных чисел: закон революции не социальный, а неизмеримо больше — космический, универсальный закон (universum) — такой же, как закон сохранения
96
энергии; вырождения энергии (энтропии). Когда-нибудь установлена будет точная формула закона революции, И в этой формуле — числовые величины: нации, классы, молекулы, звезды — и книга.
______________

Багров, огнен, смертелен закон революции; но это смерть — для зачатия новой жизни, звезды. И холоден, синь, как лед, как ледяные межпланетные бесконечности — закон энтропии. Пламя из багрового становится розовым, ровным, теплым, не смертельным, а комфортабельным; солнце стареет в планету, удобную для шоссе, магазинов, постелей, проституток, тюрем: это — закон. И чтобы снова зажечь молодостью планету — нужно зажечь ее, нужно столкнуть ее с плавного шоссе эволюции; это — закон.
Пусть пламя остынет завтра, послезавтра (в книге бытия — дни равняются годам, векам). Но кто-то должен видеть это уже сегодня и уже сегодня еретически говорить о завтра. Еретики — единственное (горькое) лекарство от энтропии человеческой мысли.
____________
Когда пламенно-кипящая сфера (в науке, религии, социальной жизни, искусстве) остывает, огненная м а г м а покрывается д о г м о й — твердой, окостенелой, неподвижной корой. Догматизация в науке, религии, социальной жизни, искусстве — энтропия мысли; догматизированное — уже не сжигает, оно — греет, оно — тепло, оно — прохладно. Вместо нагорной проповеди, под палящим солнцем, над воздетыми руками и рыданиями — дремотная молитва в благолепном аббатстве; вместо трагического Галилеева "А все-таки она вертится" — спокойные вычисления в теплом пулковском кабинете. На Галилеях эпигоны медленно, полипно, кораллово строят свое; путь эволюции. Пока новая ересь не взорвет кору догмы и все возведенные на ней прочнейшие, каменнейшие постройки.
______________
Взрывы — малоудобная вещь. И потому взрывателей, еретиков, справедливо истребляют огнем, топором, словом. Для всякого сегодня, для всякой эволюции, для трудной, медленной, полезной, полезнейшей, созидательной, коралловой работы — е р е т и к и вредны: они нерасчетливо, глупо вскакивают в сегодня из завтра, они — романтики. Бабефу в 1797 году справедливо отрубили голову: он заскочил в 1797 год, перепрыгнув через полтораста лет. Справедливо рубят голову еретической, посягающей на догмы, литературе: эта литература — вредна.
97
Но вредная литература полезнее полезной: потому что она — антиэнтропийна, она — средство для борьбы с обызвествлением, склерозом, корой, мхом, покоем. Она утопична, нелепа — как Бабеф в 1797 году: озна права через полтораста лет.
____________
Ну, а двуперстники, Аввакумы? Аввакумы ведь тоже еретики?
Да, и Аввакумы — полезны. Если бы Никон знал Дарвина, он бы ежедневно служил молебен о здравии Аввакума.
Мы знаем Дарвина, знаем, что после Дарвина — мутации, вейсманизм, неоламаркизм. Но это все — балкончики, мезонины: здание — Дарвин. И в этом здании — не только головастики и грибы — там и человек тоже, не только клыки и зубы, но и человеческие мысли тоже. Клыки оттачиваются только тогда, когда есть кого грызть; у домашних кур крылья только для того, чтобы ими хлопать. Для идей и кур — один и тот же закон: идеи, питающиеся котлетками, беззубеют так же, как цивилизованные котлетные люди. Аввакумы — нужны для здоровья; Аввакумов нужно выдумать, если их нет.
______________
Но они — вчера. Живая литература живет не по вчерашним часам, и не по сегодняшним, а по завтрашним. Это — матрос, посланный вверх, на мачту, откуда ему видны гибнущие корабли, видны айсберги и мальстремы, еще не различимые с палубы. Его можно стащить с мачты и поставить к котлам, к кабестану, но это ничего не изменит: останется мачта — и другому с мачты будет видно то же, что первому.
Матрос на мачте — нужен в бурю. Сейчас — буря, с разных сторон — S.O.S. Еще вчера писатель мог спокойно разгуливать по палубе, щелкая кодаком (быт); но кому придет в голову разглядывать на пленочках пейзажи и жанры, когда мир накренился на 45°, разинуты зеленые пасти, борт трещит? Сейчас можно смотреть и думать только так, как перед смертью: ну, вот умрем — и что же? прожили — и как? если жить — сначала, по-новому, — то чем, для чего? Сейчас в литературе нужны огромные, мачтовые, аэропланные, философские кругозоры, нужны самые последние, самые страшные, самые бесстрашные "зачем?" и "дальше?".
______________
Так спрашивают дети. Но ведь дети — самые смелые философы. Они приходят в жизнь голые, не прикрытые ни единым листочком догм, абсолютов, вер. Оттого всякий их вопрос так нелепо-наивен и так пугающе-сложен. Те, новые, кто входит
98
сейчас в жизнь — голы и еще бесстрашны, как дети, и у них такие же, как у детей, как у Шопенгауэра, Достоевского, Ницше — "зачем?" и "что дальше?". Гениальные философы, дети и народ — одинаково мудры: потому что они задают одинаково глупые вопросы. Глупые — для цивилизованного человека, имеющего хорошо обставленную квартиру, с прекрасным клозетом, и хорошо обставленную догму.
_____________
Органическая химия уже стерла черту между живой и мертвой материей. Ошибочно разделять людей на живых и мертвых: есть люди живые-мертвые и живые-живые. Живые-мертвые тоже пишут, ходят, говорят, делают. Но они не ошибаются; не ошибаясь — делают также машины, но они делают только мертвое. Живые-живые — в ошибках, в поисках, в вопросах, в муках.
Так и то, что мы пишем: это ходит и говорит, но оно может быть живое-мертвое или живое-живое. По-настоящему живое, ни перед чем и ни на чем не останавливаясь, ищет ответов на нелепые, "детские" вопросы. Пусть ответы неверны, пусть философия ошибочна — ошибки ценнее истин: истина — машинное, ошибка — живое, истина — успокаивает, ошибка — беспокоит. И пусть даже ответы невозможны совсем — тем лучше: заниматься отвлеченными вопросами — привилегия мозгов, устроенных по принципу коровьей требухи, как известно, приспособленной к перевариванию жвачки.
______________
Если бы в природе было что-нибудь неподвижное, если бы были истины — все это было бы, конечно, неверно. Но, к счастью, все истины — ошибочны: диалектический процесс именно в том, что сегодняшние истины — завтра становятся ошибками; последнего числа — нет.
Эта (единственная) истина — только для крепких: для слабонервных мозгов — непременно нужна ограниченность вселенной, последнее число, "костыли достоверности" — словами Ницше. У слабонервных не хватает сил в диалектический силлогизм включить и самих себя. Правда, это трудно. Но это — то самое, что удалось сделать Эйнштейну: ему удалось вспомнить, что он, Эйнштейн, с часами в руках наблюдающий движение, — тоже движется, ему удалось на земные движения посмотреть и з в н е.
Так именно смотрит на земные движения большая, не знающая последних чисел литература.
____________
99
Критики арифметические, азбучные — тоже сейчас ищут в художественном слове чего-то иного, кроме того, что можно ощупать. Но они ищут так же, как некий гражданин в зеленом пальто, которого я встретил однажды ночью на пустом Невском, в дождь.
Гражданин в зеленом пальто, покачиваясь и обнявши столб, нагнулся к мостовой под фонарем. Я спросил гражданина: "Вы что?" — "К-кошелек разыскиваю, сейчас потерял в-вон т-там" (— рукой куда-то в сторону, в темноту). — "Так почему же вы его тут-то, около фонаря разыскиваете?" — "А п-потому тут, под фонарем, с-светло, в-все видно".
Они разыскивают — только под своим фонарем. И под фонарем приглашают разыскивать всех.
___________
Формальный признак живой литературы — тот же самый, что и внутренний: отречение от истины, то есть от того, что все знают и до этой минуты я знал — сход с канонических рельс, с широкого большака.
Большак русской литературы, до лоску наезженный гигантскими ободами Толстого, Горького, Чехова — реализм, быт: следовательно, уйти от быта. Рельсы, до святости канонизованные Блоком, Сологубом, Белым, — отрекшийся от быта символизм: следовательно — уйти к быту.
Абсурд, да. Пересечение параллельных линий — тоже абсурд. Но это абсурд только в канонической, плоской геометрии Эвклида: в геометрии неэвклидовой — это аксиома. Нужно только перестать быть плоским, подняться над плоскостью. Для сегодняшней литературы плоскость быта — то же, что земля для аэроплана: только путь для разбега — чтобы потом вверх — от быта к бытию, к философии, к фантастике. По большакам, по шоссе — пусть скрипят вчерашние телеги. У живых хватает сил отрубить свое вчерашнее: в последних рассказах Горького — вдруг фантастика, в "Двенадцати" Блока — вдруг уличная частушка, в "Эпопее" Белого — вдруг арбатский быт.
______________
Посадить в телегу исправника или комиссара, телега все равно остается телегой. И все равно литература останется вчерашней, если везти даже и "революционный быт" по наезженному большаку — если везти даже на лихой с колокольцами тройке. Сегодня — автомобиль, аэроплан, мелькание, лёт, точки, секунды, пунктиры.
Старых, медленных, дормезных описаний нет: лаконизм — но огромная зараженность, высоковольтность каждого слова.
100
В секунду — нужно вжать столько, сколько раньше в шестидесятискундную минуту: и синтаксис — эллиптичен, лету сложные пирамиды периодов — разобраны по камням самостоятельных предложений. В быстроте канонизованное, привчное ускользает от глаза: отсюда — необычная, часто странная символика и лексика. Образ — остр, синтетичен, в нем — только одна основная черта, какую успеешь приметить с автомобиля. В освященный словарь московских просвирен — вторглось уездное, неологизмы, наука, математика, техника.
Если это сочтут за правило, то талант в том, чтобы правило сделать исключением; гораздо больше тех, кто исключение превращает в правило.
_____________
Наука и искусство — одинаковы в проектировании мира на какие-то координаты. Различие форм — только в различии координат. Все реалистические формы — проектирование на неподвижные, плоские координаты Эвклидова мира. В природе этих координат нет, этого ограниченного, неподвижного мира нет, он — условность, абстракция, нереальность. И потому реализм — нереален: неизмеримо ближе к реальности проектирование на мчащиеся кривые поверхности — то, что одинаково делают новая математика и новое искусство. Реализм не примитивный, не realia, a realiora — в сдвиге, в искажении, в кривизне, в необъективности. Объективен — объектив фотографического аппарата.
Основные признаки новой формы — быстрота движения (сюжета, фразы), сдвиг, кривизна (в символике и лексике) — не случайны; они следствие новых математических координат.
Новая форма не для всех понятна, для многих трудна? Возможно. Привычное, банальное — конечно, проще, приятней, уютней. Очень уютен Вересаевский тупик — и все-таки это уютный тупик. Очень прост Эвклидов мир и очень труден Эйнштейнов — и все-таки уже нельзя вернуться к Эвклиду. Никакая революция, никакая ересь — не уютны и не легки. Потому что это — скачок, это — разрыв плавной эволюционной кривой, а разрыв — рана, боль. Но ранить нужно: у большинства людей — наследственная сонная болезнь, а больным этой болезнью (энтропией) — нельзя давать спать, иначе — последний сон, смерть.
Эта же болезнь — часто у художника, писателя: сыто заснуть в однажды изобретенной и дважды усовершенствованной форме. И нет силы ранить себя, разлюбить любимое, из обжи-
101
тых, пахнущих лавровым листом покоев — уйти в чистое поле, и там начать заново.
Правда, ранить себя — трудно, даже опасно: "Двенадцатью" — Блок смертельно ранил себя. Но живому — жить сегодня, как вчера, и вчера, как сегодня, — еще труднее.

@темы: Литература, Осторожно, кавычки закрываются, О литературе, революции, энтропии и прочем

---

ПРОБОЧКА

Пробочка над крепким иодом!
Как ты скоро перетлела!
Так вот и душа незримо
Жжет и разъедает тело.
В. Ходасевич, 1921

@темы: Литература, Just the way I am, Осторожно, кавычки закрываются

---

Бог и Хаос

Вчера был у коллеги, обсуждали совместный проект. В ходе разговора она притащила мне два томика стихов православных поэтов. На мой недоуменный вопрос: "а почему ты считаешь, что это - поэзия" последовало долгое несколько сумбурное рассуждение о форме и содержании.
Отчасти я согласился: да, взять постмодернистскую форму и залить в нее православное содержание - ново. Но бессмысленно.
Это старый филологический разговор. "Форма и содержание не равно стакан плюс вино". Форма, которой пользуются постмодернисты, определяется мировоззрением, создавшим стиль (соотношение личного мировоззрения автора и стилистического - это отдельная тема). Хаос как состояние мира коррелирует с Хаосом как состоянием текста. Тут все взаимосвязано: от принципов теории и философии, до мельчайших принципов поэтики. Центонность, грубость, грязь, алогизм и прочее, прочее - все это необходимо постмодернизму.
Но что происходит, когда тем же языком говорит поэт православный? Можно ли описать гармонию на языке Хаоса? Что знают Бог и Хаос друг о друге? Бог и Сатана - хотя бы враги. Бог и Хаос просто не имеют точек соприкосновения.
Конечно, резкая дисгармония содержания и формы тоже могла бы стать особым принципом поэтики, если ее подчеркнуть, высветить, позволить ей заиграть. Но вот этого-то и нет. Получается лишь механическое сращение стиля и взгляда.

@темы: Литература, А поговорить?, Курсив мой

---

В одной из работ о Пастернаке встретил фразу (точной цитаты у меня нет) о том, что роман "Доктор Живаго" должен был оправдать стихи героя, а вместо этого стихи оправдывают роман. Всеми фибрами души согласен. Часть стихов и правда прекрасна. Роман скучен, неестественно растянут, блекл, да и вообще расплывается, точно дебелая купчиха.

@темы: Литература, Курсив мой

---

Проникся.

            Бодрый туман, мутный туман
            Так густо замазал окно -
            А я умываюсь!
Бесится кран, фыркает кран...
Прижимаю к щекам полотно
И улыбаюсь.
            Здравствуй, мой день, серенький день!
            Много ль осталось вас, мерзких?
            Все проживу!
Скуку и лень, гнев мой и лень
Бросил за форточку дерзко.
Вечером вновь позову...

Саша Черный

@темы: Литература, Позитив

---

Владимир Казаков. Прекрасное зачеркнутое четверостишие


Кристиан Моргенштерн. Ночная песнь рыб


Василиск ГНЕДОВ
СМЕРТЬ ИСКУССТВУ
Пятнадцать (15) поэм

Поэма 1
СТОНГА






Полынчается - Пепелье Душу.



Поэма 2
КОЗЛО






Бубчиги Козлевая - Сиреня. Скрымь Солнца.


Поэма 3
СВИРЕЛЬГА






Разломчено - Просторечевье... Мхи - Звукопас.


Поэма 4
КОБЕЛЬ ГОР






Затумло - Свирельжит. Распростите.


Поэма 5
БЕЗВЕСТЯ






Пойму - поиму - возьмите Душу.


Поэма 6
РОБКОТ






Сом! - а - ви - ка. Сомка! - а - виль - до.


Поэма 7
СМОЛЬГА






Кудрени - Вышлая Мораль.


Поэма 8
ГРОХЛИТ






Сереброй Нить - Коромысля. Брови.


Поэма 9
БУБАЯ ГОРЯ






Буба. Буба. Буба.


Поэма 10
ВОТ






Убезкраю.


Поэма 11
ПОЮЙ







У -


Поэма 12
ВЧЕРАЕТ






Моему Братцу 8 лет. - Петруша.


Поэма 13







Издеват.


Поэма 14







Ю.


Поэма конца (15)

@темы: Литература, Какая крыша не любит быстрой езды?, Ананасы в шампанском

---

Сотри случайные черты

Три четыре

Сотри случайные черты

Смотри случайно
не протри только
дырочки

В. Некрасов.

@настроение: отсутствует

@темы: Литература, Осторожно, кавычки закрываются