Стат вернулся из Скандинавии. На фотках, что он кинул в сеть, его нет. И все равно так и вижу сияющие серые глаза и чуть отросшие пряди, которыми иргает ветер. Он удивительно уместен там - легкий, вытянутый, чем-то похожий и на готику, и на ветер фьердов.

---

О, нет! Я не хочу, чтоб пали мы с тобой
В объятья страшные. Чтоб долго длились муки,
Когда - ни расплести сцепившиеся руки,
Ни разомкнуть уста - нельзя во тьме ночной!

Я слепнуть не хочу от молньи грозовой,
Ни слушать скрипок вой (неистовые звуки!),
Ни испытать прибой неизреченной скуки,
Зарывшись в пепел твой горящей головой!

Как первый человек, божественным сгорая,
Хочу вернуть навек на синий берег рая
Тебя, убив всю ложь и уничтожив яд...

Но ты меня зовешь! Твой ядовитый взгляд
Иной пророчит рай! - Я уступаю, зная,
Что твой змеиный рай - бездонной скуки ад.

А. Блок.


Подобное соединение эротики и скуки - чисто болковский мотив. У Брюсова - страсть-пытка, страсть-Голгофа, но при этом настолько головная, что он часто производит впечатление гимназаиста, подсматривающего за развлечениями аристократов в публичном доме. Соллогуб в своей чувственности или бесконечно мучителен, или бесконечно светел, но никогда - не утомлен и не вульгарен, даже в страшнейших ее проявлениях. Бальмонт полон не столько чувственности, сколько витальности, солнечными бликами искрящимися на его строках, пытаясь отвлечь от робкой почти женственной нервичности, скрытой за этой самой витальностью. Пастернак почти прозрачен в своей живой, первозданной чувственности - мгновение - переполненный бокал шампанского – чистая звенящая влага. Ходасевич - иронично-нежен, в его уютном домике, вокруг которого бушует вечность, нет места преувеличенным страстям - с тонкой насмешкой глядят умные глаза на "буйство глаз и половодье чувств".
Блок мучительней и полнее. Усталость и неизбежность равно владеют его душой. Снежный костер неизбежен. Вечный обряд – разные жрицы - "скучно жить на этом свете, господа"

---

"Мужик - как чемодан без ручки. И нести неудобно, и выбросить жалко".

---

Одиноество - тяжкий крест,
Но и крест я держу, как меч.
Этот меч - это просто речь.
Говорить ее - тяжкий крест.

Одиночество – светлый миг.
Этот миг промелькнет, как тень.
Эта тень в ночь равняет день,
Что продлится всю жизнь, как миг.

Одиночество – сердца боль.
Эта боль - о твоей судьбе.
А судьба эта - путь к себе.
Каждый шаг причиняет боль.

@темы: Креатив, Лирика

---

"Голгофа кончена. Свершилось. Мы в аду."
В. Брюсов.

@темы: Осторожно, кавычки закрываются

---

Надежда слепит глаза,
Будто дальний свет
Машины навстрчу -
За пару секунд то того,
Как сверхновой
Смерть
Взорвется в груди
Под истошный
Визг тормозов.

@темы: не-стихи, Креатив

---

В детстве была у меня такая игрушка – калейдоскоп. Крутишь его, а внутри мелкие разноцветные стеклышки пересыпаются и образуют разные узоры. Если не присматриваться, то почти не видно, что большая часть этого узора – отражение в зеркалах. Красивое, сложное и ненастоящее. Но почему-то завораживать меня калейдоскоп начал только после того, как я присмотрелся.
Меня всегда влекли к себе отражения. Но не прямые и скучные, а множественные, как в сдвинутых створках трюмо, или дрожащие, как в подернутой рябью реке.
Какой-то инстинкт всегда толкал меня к отражению и искажению, будто смеясь над «только отблеском» в такой убедительной реальности.
Любое сознание – калейдоскоп. Каждый из нас – система кривых зеркал. То, что мы носим в себе – бесконечный гротеск. Зеркала отполированы – и мир сияет тысячей красок. Небо нахмурилось – и все, что мы видим – набор оттенков серого в дрожащей воде.
Но в глубине души я всегда хотел лишь одного – разбить зеркала.

@темы: Just the way I am

---

Понравилось:

---

Никогда, нигде один я не хожу,
Двое нас живут между людей:
Первый — это я, каким я стал на вид,
А другой — то я мечты моей...

Случевский.

---

@настроение: Ностальгическое

@темы: Музыка

---

"The love that dare not speak its name"

Two Loves
(The Chameleon, December 1894.)
I dreamed I stood upon a little hill,
And at my feet there lay a ground, that seemed
Like a waste garden, flowering at its will
With buds and blossoms. There were pools that dreamed
Black and unruffled; there were white lilies
A few, and crocuses, and violets
Purple or pale, snake-like fritillaries
Scarce seen for the rank grass, and through green nets
Blue eyes of shy peryenche winked in the sun.
And there were curious flowers, before unknown,
Flowers that were stained with moonlight, or with shades
Of Nature's willful moods; and here a one
That had drunk in the transitory tone
Of one brief moment in a sunset; blades
Of grass that in an hundred springs had been
Slowly but exquisitely nurtured by the stars,
And watered with the scented dew long cupped
In lilies, that for rays of sun had seen
Only God's glory, for never a sunrise mars
The luminous air of Heaven. Beyond, abrupt,
A grey stone wall. o'ergrown with velvet moss
Uprose; and gazing I stood long, all mazed
To see a place so strange, so sweet, so fair.
And as I stood and marvelled, lo! across
The garden came a youth; one hand he raised
To shield him from the sun, his wind-tossed hair
Was twined with flowers, and in his hand he bore
A purple bunch of bursting grapes, his eyes
Were clear as crystal, naked all was he,
White as the snow on pathless mountains frore,
Red were his lips as red wine-spilith that dyes
A marble floor, his brow chalcedony.
And he came near me, with his lips uncurled
And kind, and caught my hand and kissed my mouth,
And gave me grapes to eat, and said, 'Sweet friend,
Come I will show thee shadows of the world
And images of life. See from the South
Comes the pale pageant that hath never an end.'
And lo! within the garden of my dream
I saw two walking on a shining plain
Of golden light. The one did joyous seem
And fair and blooming, and a sweet refrain
Came from his lips; he sang of pretty maids
And joyous love of comely girl and boy,
His eyes were bright, and 'mid the dancing blades
Of golden grass his feet did trip for joy;
And in his hand he held an ivory lute
With strings of gold that were as maidens' hair,
And sang with voice as tuneful as a flute,
And round his neck three chains of roses were.
But he that was his comrade walked aside;
He was full sad and sweet, and his large eyes
Were strange with wondrous brightness, staring wide
With gazing; and he sighed with many sighs
That moved me, and his cheeks were wan and white
Like pallid lilies, and his lips were red
Like poppies, and his hands he clenched tight,
And yet again unclenched, and his head
Was wreathed with moon-flowers pale as lips of death.
A purple robe he wore, o'erwrought in gold
With the device of a great snake, whose breath
Was fiery flame: which when I did behold
I fell a-weeping, and I cried, 'Sweet youth,
Tell me why, sad and sighing, thou dost rove
These pleasent realms? I pray thee speak me sooth
What is thy name?' He said, 'My name is Love.'
Then straight the first did turn himself to me
And cried, 'He lieth, for his name is Shame,
But I am Love, and I was wont to be
Alone in this fair garden, till he came
Unasked by night; I am true Love, I fill
The hearts of boy and girl with mutual flame.'
Then sighing, said the other, 'Have thy will,
I am the love that dare not speak its name.'
Lord Alfred Douglas

@темы: Осторожно, кавычки закрываются, Литература

---

Единственное и высшее сластолюбие в любви - твердо знать, что творишь зло. Любовь похожа на пытку. Даже если двое влюбленных полны страсти, все равно из двоих один окажется равнодушнее и холоднее другого. Один - хирург или палач, другой - пациент или жертва. Чудовищная игра, которая которая неизбежнго принуждает одного из игроков потерять власть над собой.
(Из дневников Бодлера)

@темы: Осторожно, кавычки закрываются

---

"при жизни был фаворитом императора, после смерти стал кошмаром абитуриентов" (с)

---

Я не буду целовать холодных рук

Отгремели давно наши медные трубы,
Осень жёлтая шлёт письма с той стороны.
Но друг друга ещё мы немножечко любим,
Мы - вчерашние сны - никому не нужны.
Мы друг другу никто и от этого легче.
Не болит, не щемит, не срывает мосты.
У меня свой рассвет, ты встречаешь свой вечер.
И сейчас мы стоим у последней черты.
Я не буду, я не буду целовать холодных рук.
В этой осени никто не виноват, не виноват.
Я уехал, я уехал в Петербург…
Телефон перестал отзываться на голос,
Если пуля летит, то её не вернёшь.
И в холодной воде тонет красное солнце,
И не трудно молчать, и не кутаться в ложь.
Мы друг другу никто - наш роман пересказан,
Мы читаем и рвём письма издалека.
И у нас на двоих будет прошлое разным,
А теперь улыбнись и скажи мне: "Пока".
Я не буду, я не буду целовать холодных рук.
В этой осени никто не виноват, не виноват
Ты уехал, ты уехал в Петербург…

(с)

@темы: Осторожно, кавычки закрываются

---

***

И становлюсь
неумолимо краток.
Слова –
сплошь
ложь.
И пары
фраз
Достаточно.
Все остальное –
ересь.

***

Я напишу картину.
О смерти.
На ней ты –
будешь Арлекином.
А я – Пьеро.
Или наоборот.
Это все равно.
Противоположности
противоположны.
И не стоит искать единства.
Смерть равняет не все.

***

Без боли.
Без страха.
Скрипка.
И арфа.
Так просто.
Так ярко.
Твой локон.
Улыбка,
Рассекшая небо,
Умершая
В Тучах.
Оплавленный
Воск.
И оплавленный
Случай.

***

Нет ничего страшнее,
Чем глядеться в зеркало.
Но его демоны
Слишком прекрасны –
Они похожи на нас,
Больше чем мы.
И мы теряем связь с миром,
Проводя жизнь у зеркала.

***

Страсть гаснет,
Когда слишком
многое
кидаем в костер.
А разлука
подобна
Ледяной воде.
Не ищи пути –
Любой огонь
обречен.
Наслаждайся теплом,
Покуда еще горит.

@темы: не-стихи, Креатив

---

В тусклом свете кажется, что комната залита кровью. Свеча. Монитор. Часы, стрелки которых движутся в обратном направлении. Распластанная на полу фигура выглядит неживой: уродливая кукла из костей и мяса. Кукла, мечтающая о жизни, потому что слишком труслива, чтобы жить.
Острые тонкие кончики слов пронзают душу, выпивая последние силы. Холодный смех вампира. Презрительный взгляд.
Глаза полны боли. Но кукла терпит. Потому что это не так страшно, как поднять тонкие, прозрачные почти, веки. Под их надежным укрытием все кажется таким ненастоящим. Ну и что, что медленно умираешь – такая сладкая смерть. Да и кажется: и она - понарошку.
Снова вонзаются в душу острия слов – мои клыки.

@темы: Картинки

---

Крылья - дар. Но летать нужно учиться.

---

Это марлезонский балет какой-то!

@темы: Чувства вслух

---

Вампир
Ш. Бодлер

Вампир

В мою больную грудь она
Вошла, как острый нож, блистая,
Пуста, прекрасна и сильна,
Как демонов безумных стая.

Она в альков послушный свой
Мой бедный разум превратила;
Меня, как цепью роковой,
Сковала с ней слепая сила.

И как к игре игрок упорный
Иль горький пьяница к вину,
Как черви к падали тлетворной,
Я к ней, навек проклятой, льну.

Я стал молить: "Лишь ты мне можешь
Вернуть свободу, острый меч;
Ты, вероломный яд, поможешь
Мое бессилие пресечь!"

Но оба дружно: "Будь покоен! -
С презреньем отвечали мне. -
Ты сам свободы недостоин,
Ты раб по собственной вине!

Когда от страшного кумира
Мы разум твой освободим,
Ты жизнь в холодный труп вампира
Вдохнешь лобзанием своим!"

Ш. Бодлер

---

Больное солнце
вяло
землю жгло,
Не принимая
поданную
жертву,
лишь опаляя кожу
тяжело,
кресты дорог
прикладывая
к ранам.

Хромой
горбатый
стих
с улыбкой
мертвых уст
ему в лицо
смеялся,
бутербродом
намазывая небо
на погост.

@темы: не-стихи, Креатив